Частная жизнь кардинала Ришелье - [64]

Министр неслышно подошел к кроватке. Чуть наклонился над малышом. И замер в такой позе.

Полячке было сильно не по себе. Сердце стучала с такой силой, что казалось сломает грудную клетку и вырвется наружу. На висках появились капли пота.

- Похож на портрет, - чуть слышно прошептал Ришелье, - А глаза у него какого цвета?

- Чисто серые. Не карие.

- Ну, в нашей семье мало кареглазых, - спокойно отозвался кардинал, - я да Альфонс. Причем он темноглазый, а я вот с переменным цветом, как непостоянство судьбы…

Неожиданно грозный министр обнял трепещущую Ядвигу.

- Сколько раз я могу гневить Господа нашего? И сколько раз налагая на себя покаяние буду осознавать, что я не могу быть идеальным пастырем ибо плоть оказалась слаба, несмотря на все заповеди и силу сознания? Но коль это испытание, то пусть оно свершиться до конца! Пойдем в твою комнату, не будем мешать сну малышей и смущать досточтимого медика…

Когда кардинал с герцогиней вышли из детской Шико открыл глаза и прошептал: "Господи, так маленький Давид, сын кардинала! А я думал, что же за тайна унесла из этого бренного мира бедного Антуана?"

В комнате же герцогине Лианкур кардинал расположился на широкой постели Ядвиги. Герцогиня заканчивала перевязку правой руки Его Высокопреосвященства. Ришелье же нежно перебирал пальцами полураспущенные волосы полячки и читал стих:

Прочь поясок! Небесный обруч он,

В который мир прекрасный заключен.

Сними нагрудник, звездами расшитый,

Что был от наглых глаз тебе защитой;

Шнуровку распусти! Уже для нас

Куранты пробили заветный час.

Долой корсет! Он - как ревнивец старый,

Бессонно бдящий за влюбленной парой.

Твои одежды, обнажая стан,

Скользят, как тени с утренних полян.

Сними с чела сей венчик золоченый -

Украсься золотых волос короной,

Скинь башмачки - и босиком ступай

В святилище любви - альковный рай!

В таком сиянье млечном серафимы

На землю сходят, праведникам зримы.

Хотя и духи адские порой

Облечься могут лживой белизной,

Но верная примета не обманет:

От тех - власы, от этих плоть восстанет.

Моим рукам-скитальцам дай патент

Обследовать весь этот континент;

Тебя я, как Америку, открою,

Смирю и заселю одним собою.

О мой трофей, награда из наград,

Империя моя, бесценный клад!

Я волен лишь в плену твоих объятий,

И ты подвластна лишь моей печати.

Явись же в наготе моим очам:

Как душам - бремя тел, так и телам

Необходимо сбросить груз одежды,

Дабы вкусить блаженство. Лишь невежды

Клюют на шелк, на брошь, на бахрому -

Язычники по духу своему!

Пусть молятся они на переплеты,

Не видящие дальше позолоты

Профаны! Только избранный проник

В суть женщин - этих сокровенных книг,

Ему доступна тайна. Не смущайся,

Как повитухе, мне теперь предайся.

Прочь это девственное полотно:

Не к месту, не ко времени оно.

Продрогнуть опасаешься? - Пустое!

Не нужно покрывал: укройся мною.

Ядвига совсем по-девичьи краснела, но явно получала удовольствие и от ласк и от фривольных стихов, знание которых строгим министром и смущала, и смешила ее.

- Ваша Светлость, - начала было женщина.

- Изабель! Сегодня мне хотелось чтобы ты звала меня по имени!

- Но я не смогу! - возразила герцогиня. - Для этого надо иметь привычку или смелость!

- А ты попробуй! Попробуй, глядя мне в глаза сказать - Арман!

- О, Арман!

Назвав кардинала по имени Ядвига смутилась и опустила глаза долу.

- Смешная ты, Изабель… Странное непредсказуемое существо!…

***

Она проснулась моментально. Ей показалось, что она спала очень долго и что все происшедшее ей приснилось! Но увидев в полумраке профиль кардинала, она поняла, что все не пригрезилось…

- Я долго спала, Ваше… Арман?

- Не думаю! - отозвался министр.

Ядвига приподнялась на локте и посмотрела на небольшие немецкие часы, стоявшие на каминной полке. Они показывали три часа ночи.

- Прежде, чем покинуть этот дом, - начал Ришелье, - мне надо кое-что рассказать тебе, моя драгоценность, о том, что я хочу предпринять в отношении твоей дальнейшей судьбы.

- Я вся во внимание… Арман…

- Смешно ты делаешь усилие над собой, чтобы произнести мое имя… Ладно… пустое… Послушай, дорогая… Тебе надо будет уехать из Парижа. Да и из Франции.

- Na stale? - от волнения Ядвига перешла на польский, - Ох… На всегда?

- Да, на всегда, на вечно! Провидение руководило нашей неосмотрительностью. Этот ребенок… Почему ты дала ему библейское имя?

- Он победил смерть в младенчестве, как Давид Голиафа!

- Что ж… Не будем удручаться тем, что даровано волей Всевышнего. Будем лишь уповать и на дальнейшую милость господню! Уехать из Франции ты сможешь в одном направлении - на туманный остров, с любящим тебя человеком, который имеет пэрство и очень богат. Я надеюсь, что он сделает все, чтобы не ты, не Дави, никогда ногой не коснулись французской земли. Ибо тебе нужен покой, а малышу защита и долгая жизнь.

- Разве есть в Англии человек способный полюбить меня? - удивилась вдова Лианкура, - А не легче будет осуществить предприятие по отправке меня с детьми в Жечь Посполиту? Где мне легче будет жить вместе со своим народом?

- Нет. Не легче. Дорога туда опасна и трудна. Ты желаешь, чтобы я думал не о государстве и церкви, а о грешнице, которая снова ввергает себя опасностям… Причем не только себя? Нет, любезная моя! Ты снова выйдешь замуж. На этот раз твой брак будет настоящим.