Частная жизнь импрессионистов - [2]

Более десяти лет группу в Париже называли, не без оттенка уничижительности, импрессионистами. Все это время они боролись за свое профессиональное признание, но не могли преодолеть предубежденность и снобизм ретроградного жюри Салона изящных искусств. Бо́льшую часть этого периода импрессионисты едва сводили концы с концами. Переступая порог Американской ассоциации искусств, Дюран-Рюэль рассчитывал, что этот день 1886 года станет историческим.

Не меньше, чем художникам, это было нужно ему самому. Он погряз в огромных долгах, отчасти потому что поддержка импрессионистов за 20 лет принесла ему лишь мизерную отдачу. Американскую ассоциацию искусств он выбрал по той причине, что это была некоммерческая просветительская организация и участие в устроенной ею выставке освобождало его от таможенных пошлин. В то же время он надеялся, что благодаря знакомству с ними нью-йоркской публики импрессионисты вскоре обретут всемирную известность. В наши дни цена на картину любого импрессиониста может доходить до нескольких миллионов долларов, но тогда Дюран-Рюэль сильно рисковал. Однако он верно выбрал время: американский рынок был готов, и риск оправдался.

Кто эти художники? Где и как встретились друг с другом? Зачем объединились в группу и почему оставались вместе? Каким образом им удалось выжить?

Эта книга – рассказ о том, как образовалось содружество импрессионистов. Об их жизни, любви, характерах, темах произведений и о развитии творчества на протяжении двадцати шести лет – с первой встречи до кульминационного момента, когда Дюран-Рюэль представил их Нью-Йорку. Дальше дороги членов группы разошлись, каждый избрал собственный творческий путь. И хотя некоторые оставались друзьями, жизнь каждого в искусстве пошла самостоятельно. Годы с 1860-го по 1886-й, когда они существовали как единое течение, стали для них основополагающими, и книга подробно повествует об этом самом существенном периоде импрессионизма.

Часть первая Рождение импрессионизма

Глава 1 Париж Эпохи наполеона III

«Сена. Я рисовал ее всю жизнь, в любое время суток, во все времена года, бегущую через Париж к морю… Аржантей, Пуасси, Ветей, Живерни, Руан, Гавр…»

Клод Моне

Сена, извиваясь, текла по своему узкому руслу от Парижа к побережью Нормандии, стягивая все провинции на своем пути в единое целое. «Гавр, Руан и Париж – это один город, в котором Сена – петляющая дорога», – любил повторять Наполеон III, император Франции. Ряды разнокалиберных домов, тянущихся вдоль парижских берегов Сены, чертили низкий беспорядочно-ломаный горизонт. На острове Сен-Луи большие старинные дома с балконами и балюстрадами выстроились вдоль узкой дороги, огибающей его по краю. На левом берегу Сены горизонт расширялся до синего шифера крыш на башнях ратуши, на правом – до свинцового купола собора Святого Павла.

Сена, река-труженица, пестрила снующими баржами. Впоследствии Эмиль Золя так описал ее в романе «Творчество»: «…спящая флотилия лодок и яликов… баржи, наполненные углем, шаланды, груженные строительным камнем… вытянувшиеся в четыре ряда баржи, до самого верха груженные сверкающими желтыми яблоками…»[1]

В начале 1860 года Клод Моне – двадцатилетний, гладко выбритый, красивый, с карими проницательными глазами и небрежно спадающими на лоб темными волосами – шел вдоль правого берега к ветхому зданию, расположенному возле Дворца правосудия, на углу бульвара де Пари и набережной Орфёвр. С верхнего этажа свисала огромная ржавая вывеска «САБРА. Народный дантист». В доме, где «народный дантист» рвал зубы по франку за штуку, находилась также студия «папаши» швейцарца,[2] бывшего натурщика неизвестного происхождения, который дважды в день открывал дверь своей студии, чтобы художники могли за десять франков в месяц рисовать там нанимаемых им натурщиков и натурщиц. В феврале 1860 года Моне начал в Париже жизнь студента-художника, каждый день посещая это ателье.

В том году Париж все еще представлял собой средневековый город темных, кишащих крысами улиц с разрушающимися домами, лишенными системы канализации. В беспорядочной скученности строений, куда не проникали ни свежий воздух, ни солнечный свет, скапливались запахи гниения отбросов, среди которых жили люди. Сточные воды текли по канавам, прорытым в середине мрачных булыжных мостовых.

Беднота обитала в грязных полуразвалившихся лачугах, теснящихся вокруг бульвара Клиши, улицы Муффтар и Лувра. Бальзак окрестил эти районы «прокаженными фасадами» Лувра. Наполеон Бонапарт, в 1830 году[3] сбросивший республиканцев и восстановивший монархию, назвал Париж «не чем иным, как обширной руиной – раздольем для крыс».

Но в 1853 году префектом департамента Сена стал барон Осман. Он сразу приступил к разработке плана перестройки города. 1 января 1859 года Наполеон III подписал декрет, одобряющий намерение барона снести внутреннюю городскую стену. Бывшие пригороды Парижа, в том числе Отей, Бельвиль и Монмартр, стали частью города. Но по сути предместья все еще представляли собой сельскую местность, особенно Монмартр: в 1859 году это было нагромождение домов, окруженных садами, развалюх и захудалых дешевых закусочных.