Частная жизнь адмирала Нельсона - [47]

На борт «Морского конька» Нельсон поднялся уже не в таком подавленном состоянии, хотя Бетси Фримантл и записывала в дневнике: «Ужасно видеть его без руки». Да и не только пустой рукав, приколотый на груди к кителю, заметно изменил его наружность: правый глаз, поврежденный при Кальви, покрылся молочно-голубой пленкой и неизменно был устремлен в одну точку. Его сухие и вьющиеся волосы почти полностью побелели — вроде бы и в пудре более не нуждались, а щеки глубоко запали: слишком много зубов он потерял. Памятуя об этом, Нельсон при улыбке поджимал губы. Впрочем, улыбался, а тем более смеялся он редко. Ему исполнилось тридцать восемь лет.

Обратный путь Бетси Фримантл не понравился. При первой встрече будущий муж показался ей «добродушным, приветливым, добросердечным, веселым и живым». Теперь он сильно изменился, почти постоянно пребывая в глубокой мрачности. Действительно, на редкость живой и подвижный в недавнем прошлом, он казался сейчас полностью изможденным и чувствовал себя разбитым и угнетенным.

Да и сама Бетси, будучи на последних месяцах беременности, чувствовала себя отвратительно, хотя доктор Эшелби, перешедший вместе с Нельсоном с «Тезея» на «Морской конек», делал все от него зависящее, стараясь облегчить ей болезненное состояние и тошноту по утрам. Она находила его «разумным молодым человеком», хотя и «большим занудой в застолье»: он только и говорит о «медицине, ранах и лихорадке». Замена врача оказалась явно удачной. Прежнего, Флеминга, перевели на другой корабль, под единодушный ропот коллег, коривших его за то, что он не прописал Фримантлу хинин и портвейн для облегчения боли в руке. Сейчас хинин Фримантл принимал, но оказалось, лекарство не действует: рука по-прежнему сильно болела, особенно в лежачем положении и при свежем ветре. Да и Нельсон, на взгляд Бетси, чувствовал себя немногим лучше. «Сильный встречный ветер заметно досаждает адмиралу», — записывает она. Культя толком не заживала, и ночами Нельсон почти не спал, мучаясь от боли. Чем ближе «Морской конек» подходил к английским берегам, тем тягостнее становились мысли Нельсона об ожидающем его приеме.

ГЛАВА 13 Бат, Лондон и Тулон

Я твердо убежден — лишь Божья милость сдерживала мое непомерное тщеславие

Как-то вечером, в начале сентября 1797 года, сидя при заходящем солнце вместе со свекром и золовкой, Сюзанной Болтон, в гостиной батского дома, Фанни Нельсон услышала стук колес приближающегося экипажа. Горацио Нельсон вернулся домой, к семье. Его уже ждали. Некоторое время назад с «Морского конька» пришло письмо. Адрес был написан незнакомой рукой, и Фанни, уверенная, что ничего хорошего ее не ждет, не отважилась надорвать конверт. Она передала его старому настоятелю, тот — дочери. Открыв конверт, Сюзанна сразу увидела — письмо таки написано братом. «Такое на войне случается, — говорил Нельсон, оправдывая неровный почерк, — и мне еще следует благодарить судьбу за благополучный исход, а ты наверняка будешь рада узнать, что спасением жизни я, с Божьей помощью, обязан прежде всего Джошиа… Чувствую себя превосходно, и, наверное, окажусь в Лондоне тогда же, когда ты получишь это письмо. А в Бат поеду сразу, как только получу разрешение адмиралтейства спустить флаг».

Но по прибытии в Бат сразу стало ясно — самочувствие у Нельсона отнюдь не «превосходное». Рана так и не затянулась. Шелковые нити, связывающие артерии в рифовый узел, еще не были убраны из короткой вздувшейся культи. Рана воспалилась и очень болела. Без настойки опиума Нельсон заснуть не мог. и выглядел бледным и изможденным. «Меня донимают врач, хирург и фармацевт, — пишет он через несколько дней после возвращения, — но, по правде говоря, боль не проходит, к тому же и лихорадка разыгралась». «С рукой у него неважно, — констатирует сэр Гилберт Эллиот. — Лигатура[18] сама не вышла, и существует опасение, что она проникла в артерию или даже в сухожилие. Надо ждать, пока она сама не истлеет, а это может быть делом долгим. Если попробовать отрезать (на два дюйма выше раны), можно задеть артерию. Тогда придется делать новую операцию, а это непросто: культя и так довольно короткая… Ему не терпится встать на ноги и снова выйти в море. Левой рукой он пишет уже довольно прилично».

Поначалу повязки менял врач. Но в конце концов Нельсону удалось, хоть и не без труда, убедить жену самой, без профессиональной помощи, ухаживать за раной. Но она занималась этим с огромным трепетом и явно обрадовалась, когда муж согласился перебраться в Лондон, где медики вызывали больше доверия — в Бате привыкли скорее лечить ревматизм, артрит и печень.

В столице Нельсон, сопровождаемый отцом, женой, ее служанкой и верным Томом Алленом, поселился в снятом для них его братом Морисом доме по адресу Бонд-стрит, 141. Начались бесконечные визиты, не всегда приятные. Однажды вечером в дверь забарабанила подвыпившая компания: им, видите ли, не понравилось, что в отличие от других домов здесь не зажгли свет во всех комнатах в честь победы адмирала Дункана при Кампердауне. Гулякам пришлось растолковать — здесь живет адмирал Нельсон, а о событии в доме никто не осведомлен, да и с Тауэра не доносится гром победного салюта; адмирал оправляется после недавнего ранения и, как обычно, лег рано. Компания проследовала дальше, один из закоперщиков бросил на прощание: «Сегодня вы нас больше не увидите».