Часовые Запада - [45]

К счастью, править королевством на Острове Ветров было нетрудно. Риванцы были людьми послушными, благоразумными, с сильно развитым сознанием долга и гражданской ответственности. И это значительно облегчило жизнь их высокому светловолосому монарху в первые годы его правления, когда он еще только учился нелегкому искусству управления страной. Он, разумеется, не избежал ошибок, но он всегда признавал свою неправоту, и его придворные с удовлетворением отмечали, что этот серьезный и искренний молодой человек, столь поразительным образом очутившийся на престоле, никогда не повторял дважды одной и той же ошибки. Когда же он во всем разобрался и приноровился к своему новому положению, можно было с уверенностью сказать, что Бельгарион, или Гарион, как он предпочитал, с честью носил титул короля Ривского.

Однако у него были и другие звания. Титул Богоубийца, например, подразумевал участие в некоторых ритуальных церемониях, что его не слишком тяготило. Звание Господин Западного моря не доставляло ему вообще никаких хлопот, поскольку он быстро понял, что приливы и отливы в управлении не нуждаются, а рыбы по большей части вполне способны разобраться в своей жизни сами. Наибольшую головную боль Гариону причинял громкий титул Повелитель Запада. Сначала он воспринял его как простую формальность, тем более что война с ангараканцами была закончена: нечто впечатляющее, но совершенно бессодержательное, просто добавленное ко всем остальным титулам, чтобы завершить список. В конце концов, эта должность не приносила ему дохода, не отмечалась никакими регалиями и не подразумевала наличия штата администрации для решения возникавших проблем.

Но, к своему глубокому сожалению, Гарион вскоре обнаружил, что одной из особенностей человеческой натуры является склонность перекладывать проблемы на плечи тех, кто назначен ответственным. Он был совершенно уверен, что, не будь вообще такой должности, как Повелитель Запада, его собратья-монархи сами бы прекрасно справлялись со всеми своими мыслимыми и немыслимыми затруднениями. Но раз уж он занимал это высокое положение, то все они отдавали ему на откуп самые сложные, самые запутанные и самые неразрешимые политические и все прочие проблемы, а затем с прямо-таки детским любопытством наблюдали, как он, выбиваясь из сил, пытается с ними cпpaвиться.

Примером вышесказанного может служить ситуация, сложившаяся в Арендии в год двадцатитрехлетия Гариона. До тех пор год шел очень хорошо. С непониманием, омрачавшим ранее его отношения с Сенедрой, было покончено, и жизнь Гариона с его своенравной маленькой супругой превратилась в семейную идиллию. Военная кампания императора Маллореи Каль Закета, чье присутствие на континенте вызывало немалое беспокойство, увязла в горах западного Хтол-Мургоса и обещала тянуться еще десятилетия вдали от границ всех западных королевств. Генерал Вэрен герцог Анадильский, в качестве регента при дряхлеющем императоре Рэн Боуруне XXIII, твердой рукой пресек притязания великих фамилий Толнедры на императорский трон. В общем, Гарион предвкушал период мира и спокойствия, пока однажды теплым летним днем не получил письма от короля Кородуллина Арендийского.

Гарион и Сенедра коротали тихий вечер в уютных королевских покоях, ведя неспешную беседу о разных ничего не значащих пустяках, наслаждаясь обществом друг друга. Гарион сидел, лениво развалившись в большом голубом бархатном кресле у окна, а Сенедра сидела перед зеркалом в золоченой раме, расчесывая свои длинные медно-рыжие волосы. Гариону очень нравились волосы Сенедры. У них был потрясающий цвет, приятный запах, и одна очаровательно непослушная кудряшка маняще падала на ее гладкую белую шею. Когда слуга внес на серебряном подносе письмо от короля Арендии, Гарион почти с сожалением оторвал взгляд от своей хорошенькой жены. Он сломал причудливую восковую печать и развернул хрустящий свиток.

- От кого это, Гарион? - спросила Сенедра, продолжая с задумчивым блаженством водить расческой по волосам, глядя на свое отражение в зеркале.

- От Кородуллина, - ответил тот и начал читать.

"Приветствую Его Величество, Короля Бельгариона Ривского, Повелителя Запада, - начиналось письмо. - Питаем искреннюю надежду, что это послание застанет Вас и Вашу королеву в добром здравии и спокойном расположении духа. Я был бы рад позволить моему перу подробно описать то глубокое почтение, которое я питаю к Вам и Ее Величеству, но Арендии угрожают крупные неприятности; и поскольку они напрямую вызваны действиями некоторых Ваших друзей, я намерен прибегнуть к Вашей помощи в их разрешении.

К нашей величайшей скорби, нашего дорогого друга барона Во-Эмборского одолели тяжелые раны, нанесенные ему на поле брани при Тул-Марду. Его кончина этой весной повергла нас в такое глубокое горе, которое я не в состоянии выразить в этом письме.

Он был добрым и верным рыцарем. Его наследником, поскольку у него и баронессы Нерины не было детей, стал дальний родственник, некто господин Эмбриг, несколько поспешно посвященный в рыцари, которого, боюсь, гораздо больше волнуют полученные им в наследство земли, чем вопросы дворянской чести. Самым неподходящим для человека благородного происхождения образом он сразу же после похорон своего благодетеля в сопровождении пестрого сборища других рыцарей, своих дружков и собутыльников, отправился прямо в Во-Эмбор, чтобы войти во владение своими новыми поместьями. В Во-Эмборе господин Эмбриг со своей компанией предались недостойному кутежу, и, когда их разум погрузился в кубки, один из этих бесстыжих рыцарей выразил восхищение красоте и добродетели только что овдовевшей баронессы Нерины. Без долгих раздумий, даже не помыслив о понесенной этой дамой недавней утрате, господин Эмбриг тут же пообещал ее руку своему пьяному дружку. По действующим сейчас в Арендии законам господин Эмбриг действительно имел на это право, хотя ни один истинный рыцарь не стал бы так бесцеремонно навязывать свою волю погруженной в траур родственнице.