Часовые Кремля - [10]
Фронту необходимы сапоги, валенки, полушубки, шинели, бельё, одеяла, носки, портянки, рукавицы, варежки, шарфы, тёплые шапки».
Прочитав обращение, люди возвращались домой, открывали сундуки.
Они вынимали тёплые, приготовленные на зиму вещи и относили их на пункты сбора.
Люди шли с узлами по ничем не украшенным улицам, хотя был канун праздника. Москва встречала годовщину Октября без флагов над домами, без лозунгов на улицах и в клубах.
Совет Народных Комиссаров решил не отпускать материю для этой цели.
Всё шло на фронт или в госпитали раненым красноармейцам.
В Кремле тоже работала комиссия по сбору тёплых вещей. Она побывала у всех кремлёвских жителей.
В сборе вещей принимал участие курсант Суворов.
Он не раз стоял на посту возле квартиры Ленина.
Часовой нажал кнопку звонка.
Дверь открыла Надежда Константиновна.
Узнав, в чём дело, она провела Суворова и его товарищей в квартиру, попросила сесть и немного подождать.
Товарищи ожидали с волнением.
Ещё в коридоре они заметили вешалку и на ней пальто Ленина со следами штопки на рукаве. Это, видно, то место на рукаве, которое было пробито пулей. Над пальто висела хорошо знакомая ленинская кепка, рядом его трость да чёрный зонтик.
В столовой, где молчаливо сидели члены комиссии, стояла простенькая мебель: стол, покрытый белоснежной скатертью, простая чайная посуда. Такую курсанты видели и у себя дома.
«Совсем по-простому, по-рабочему живут, — подумал Суворов, — и лишнего-то ничего нет».
Курсанты знали, что Ленин не всегда обедал в столовой, чаще на кухне. Если запаздывал, сам разогревал себе ужин.
Но вот вошла Надежда Константиновна. Она с трудом несла корзинку.
Члены комиссии сделали опись вещей. Видно, Надежда Константиновна отдала почти всё, что было тёплого в семье. Тут был и спальный меховой мешок, и перчатки, и кожаный жилет, и шерстяные носки, и тёплое бельё.
«Попадут эти вещи на фронт, — говорили между собой члены комиссии, — а бойцы, которым они достанутся, даже и не узнают, что служили они когда-то самому Ильичу».
Думая об этом, члены комиссии так разволновались, что позабыли оставить Надежде Константиновне заготовленную по всем правилам квитанцию.
Но едва дверь захлопнулась — вспомнили и попросили часового, который стоял на посту, передать квитанцию Владимиру Ильичу, когда он будет возвращаться в квартиру.
Так часовой и поступил.
Кремлёвские «артисты»
Курсанты Кремля многое успевали делать: и караульную службу несли, и военное дело изучали, и отдыхали неплохо.
Занимались гимнастикой, сражались в футбол, играли на рояле и скрипке, рисовали и лепили в кружках курсантского клуба.
Был в клубе и драматический кружок. Курсанты сами писали пьесы. Кроме курсантов, в клуб приходили рабочие и работницы завода Михельсона — шефы курсов — да постоянные жители Кремля, работники Совета Народных Комиссаров. Спектакли курсантов пользовались успехом.
Пьеса «Красноармеец РСФСР», например, шла много раз в клубах Москвы и Подмосковья. Однажды её показывали даже на сцене Большого театра. Автор курсант и артисты, конечно тоже курсанты, получили приз — мраморные часы.
Один курсант должен был играть в пьесе роль белогвардейского офицера.
Не хотелось ему, да надо, ничего не поделаешь. Должен же кто-то играть и белых.
«Народу собралось много, — вспоминает этот курсант. — Яблоку упасть негде…
Но вот начинается спектакль, мой выход! Выбегаю с наганом в руке. А на мне мундир белогвардейца, настоящий, с пленного снятый.
К столбу, который установлен на сцене, прикручен ремнями красноармеец, главный наш герой, тоже курсант, к тому же товарищ по роте. Он приговорён к смерти. На лбу у красноармейца повязка со следами крови. Это краска, конечно, будто он ранен. Красноармеец в ожидании казни поёт „Интернационал“:
Зрители жалеют бойца — многие повскакали с мест, волнуются.
А я, играющий роль белогвардейца, должен стрелять в этого бойца.
Так в пьесе сказано. Должен, да не могу.
Делаю шаг вперёд. Поднимаю наган: душа не позволяет выстрелить. Повернулся к залу и вместе с тем, кого должен был расстрелять, пою:
Напрасно суфлёр, тоже курсант, вылезает из будки и подсказывает:
— Стреляй! Стреляй, я тебе говорю, а не пой!.. Ты что, пьесу забыл, что ли?
А я и в самом деле забыл обо всём на свете, стою, пою, и весь зал поёт вместе с нами…»
Владимир Ильич вместе с Надеждой Константиновной и Марией Ильиничной посещал курсантский клуб и присутствовал на выступлениях курсантов — певцов, чтецов, танцоров — и на спектаклях, которые они ставили.
Сколько случаев бывало: выйдет такой «артист» на сцену, оробеет вначале, а поймает ободряющий взгляд Ильича — и сразу смелости прибавится, споёт или прочтёт что-нибудь из Демьяна Бедного, любимого пролетарского поэта, который тоже жил в Кремле и часто бывал в клубе.
Кончит курсант своё выступление и глазами ищет Владимира Ильича.
А тот аплодирует своим кремлёвским «артистам».
Пройдёт час, другой — время идти в караул.
И недавний «артист», награждённый ленинскими аплодисментами, уже стоит на посту у Спасских ворот или шагает с винтовкой в руках вдоль кремлёвской стены, вслушивается в ночную тишину.
