Чащоба - [114]

За домом темнела стена леса, голубизна неба постепенно обесцвечивалась. Лео прикурил последнюю в этот день сигарету. Перекатив по-мальчишески сигарету в угол рта, он засунул уставшие руки в карманы и с удовольствием любовался домом.

Казалось, что за последние дни покосившиеся углы дома вновь обрели отвесность, силуэт возведенной вновь трубы был сама уверенность, будто готовился выпустить прелестное светлое облачко дыма. Свежевыкрашенные белые переплеты окон на фоне темной стены выглядели весьма декоративно, средний, наиболее богато оформленный выступ мансарды гордо выступал вперед, будто кокарда на фуражке, — именно в зачарованных сумерках дом казался будто сошедшим с картинки и чуточку неземным.

Если бы три сестры сейчас находились поблизости от Лео, он бы сказал им от чистого сердца: славные родственники, хвала вам за то, что решили спасти здание, созданное замечательным архитектором.

Родственники? На самом деле это обстоятельство не имело какого-либо значения; сестры явно от скуки занимались родственными связями, по крайней мере в последнее время, занятые срочными работами, они не имели возможности разбираться в узловатых ветвях и отростках родового дерева.

Лео вдавил окурок сигареты в землю. Было время идти к себе в мансарду и укладываться на старый скрипучий диван.

Через несколько дней старики доберутся до верхнего этажа, там ведь тоже пропорции бывших комнат нарушены перегородками. Множесто людей жило под этой крышей, каморка на каморке. Возможно, в доме во время войны обитали беженцы, чтобы переждать в уединенном, затерявшемся в лесу доме бомбежки и перестрелки. Также вполне возможно, что в дни оккупации здесь, в укромном местечке, располагалась немецкая сверхсекретная разведшкола.

Быть может, сестры нападут на след истории дома, когда начнут разбирать и уничтожать разный хлам в комодах и шкафах на верхнем этаже.

Отпуск у Лео скоро кончается, он не теряет надежды узнать потом, что же там обнаружилось. Только надо ли упрямо разгадывать до конца все тайны, будто речь идет о кроссворде.

Человеческое любопытство не должно простирать повсюду свои щупальца.

Слава богу, их с Вильмутом тайна остается до сих пор нераскрытой. Нынешнее положение вещей вселяет надежду, что они с Вильмутом унесут с собой в могилу воспоминания о происшедших некогда событиях.

По крайней мере, сегодня он не должен об этом беспокоиться. Может спокойно спать. Лето клонится к осени, ночи за время отпуска Лео стали приметно темнее, волнующее свечение неба померкло, и сон соответственно стал глубже и более освежающим.

Исчезли бы уж наконец из сознания мерцающие огоньки опасности! Исчезли бы навсегда.

Ведь прошлые критические состояния отошли в такую даль.

Точно так же, как и предательский шаг Айли.

Недавно, всего месяца два тому назад, он мельком увидел Айли на улице. Она устало волочила ноги, шла с поникшей головой, во всей ее осанке и небрежной одежде проглядывало безразличие. Достаточно было беглого взгляда, чтобы понять, сколь однообразен груз забот ее монотонной жизни. Можно было догадываться, что теперь на ее плечах лежала вся семья, и одряхлевшая мать, и пьяница брат. Видимо, она с трудом сводила концы с концами, может, зимой они сдавали школьникам одну или две комнаты в своей большой квартире. Совершенно очевидно, что брат Айли Рауль вконец опустился. Наверное, этот пропойца не останавливался и перед насилием, чтобы выбить у сестры денег на водку.

Увидев Айли, Лео на мгновение заколебался — что, если подойти? Они могли бы немного поговорить, как старые добрые знакомые, Айли облегчила бы душу.

Тут же Лео почувствовал неуместность своего импульсивного желания. Нелепость! Старые знакомые! Многие годы прожили они в свободном браке, точнее, до того самого момента, пока Айли не пошла доносить на него. Какие там еще отношения? Лео навсегда ушел из той квартиры с высокими потолками, не сделав даже маленького крюка, чтобы снять висевшие в саду на веревке носки и носовые платки.

Провожая взглядом удалявшуюся по улице Айли, Лео понял, что можно на мгновение вымести старую вражду, но напрочь она никогда не угасает. Проследив за исчезающей в людской толпе головой Айли, Лео ощутил бесстыдное облегчение и непристойное злорадство: волею судьбы он в общем-то вовремя освободился от этой глупой женщины. Если бы не предательство Айли, кто знает, сколь продолжительной нервотрепкой стала бы их семейная жизнь.

Рауль вбил между ними клин, после чего две половинки начали с треском отламываться друг от друга.

Рауль вернулся из Сибири в пятьдесят седьмом году. Не предупредив мать и сестру письмом, он заявился домой, встал неожиданно в дверях, здоровенный мужик, фуфайка нараспашку, какой-то странный нежно-розовый шарф на шее, в негнущихся кирзовых сапогах, в руке перевязанный лохматой веревкой узелок, который лишь благодаря болтавшимся брезентовым ремням напоминал рюкзак.

Мать и Айли растрогались, обнимая блудного сына и брата, они одновременно плакали и смеялись. Они поставили его посередине комнаты, как статую, и семенили вокруг. Лишь один Лео сообразил, что надо делать, и отправился в ванную разжигать колонку.