Чащоба - [101]

— Они уже не маленькие, — пробормотал Вильмут.

Теперь в его голосе послышался отголосок вины.

— Ну так что, съездишь домой за чемоданом и переберешься в город? — с насмешкой спросил Лео.

Вильмут вздохнул, начал подыскивать слова, заколебался, упоительная самоуверенность вдруг исчезла. Лео услышал, что вот так просто эту новую жизнь тоже не начнешь. Юте представляется, что они должны вновь учиться познавать друг друга, прошедшие годы изменили их. Мол, у нее нет опыта семейной жизни, она должна будет кое от чего отречься, кое к чему приспособиться, к совместной жизни надо приучаться понемногу, потихоньку и полегоньку, людям в их возрасте не пристало действовать опрометчиво. К тому же Юта жалела детей Вильмута, пусть немного подрастут, за это время они смогут все до конца решить. Семейного согласия нужно добиваться осознанно и с чувством ответственности, счастье по случаю в руки не дается, — так она рассуждала.

Сам того не желая, Вильмут нарисовал довольно отталкивающий портрет своей Юты. Лео понял, что эта женщина нуждается в любовнике, который бы не особенно часто надоедал ей. Возможно, Вильмут для нее лишь временное средство? Мужчины боятся слишком самостоятельных женщин, им с Вильмутом помогли преодолеть препятствия воспоминания о былой любви. Мысленный мост — нелепость! Почему она в свое время отказалась, когда Вильмут звал ее с собой? Какие лесные братья напугали ее, что она поступила вопреки собственной воле?

При отливке очередного жизненного блока Вильмут понадобился Юте в качестве наполнителя.

Любовь Лео к Эрике была необычной, не следует думать, что многие наделены постоянством в чувствах.

Или, может, и его тоска лишь заполняла душевную пустоту?

Таких мыслей он не смел себе позволить.

Чересчур есть чересчур.

Что-то должно оставаться не тронутым эрозией.

21

Прислушайся к своему дыханию, и ты познаешь ритм мира — древняя мудрость помогла Лео примириться с тяжеловесными раздумьями, волнами накатывавшими на него. Он мог упрекать лишь себя в том, что три сестры — разъясненные ему вначале сложные родственные отношения с ними начали уже забываться — предоставили его самому себе. Видимо, он своей немногословностью дал им понять, что человек, избавившийся от городского шума и утомительных, треплющих нервы рабочих контактов, хочет побыть наедине, чтобы дать отдых чувствам. Предупредительные сестры отошли от него и не старались больше утомлять его своими историями. Но теперь он даже желал, чтобы они болтали о каких-нибудь забавных случаях, — глядишь, и вытащили бы Лео из его лабиринтов на свет и воздух. Может, у них не было времени для него, они, казалось, были захвачены приведением в порядок и обновлением старого дома, удивительно, что нудные ремонтные работы вроде бы доставляли им удовольствие. Они явно собирались сделать из дома пряник; Лео не мог отрицать, что освеженная среда бодрит и молодит; в каком бы человек ни был возрасте, он все равно жаждет обновления. Может, у сестер давно не было случая кого-то или что-то любить, вот теперь и привязались к дому, Лео тоже в свое время прирос сердцем к проекту каменного корабля, и подобная страсть не была для него чуждой. Рвение, увлечение и любовь помогают кому угодно оставаться на ногах, придают силы идти дальше, — увы, шагать назад невозможно. Только вперед — кнут времени стегает по ногам, — в лучшем случае по спирали, можно толочься и по кругу, с грустной улыбкой, очертя голову, уходя в воспоминания и глядя на себя со стороны. Это не очень вдохновляющее занятие, ведь одни только боги шагают от одной победы к другой. Жизнь рядового человека — это череда потерь. Пустые дни, растраченные годы, забытые друзья, ушедшие из жизни дорогие люди. Наполненный светом лес молодости редеет, деревья все падают, сквозь истлевший валежник прорастает кустарник, сгущаясь, он превращается в сумеречные дебри, соберешься с силами, начнешь продираться, ищешь поляну, но звуки заглушаются, жаждешь хоть лужайки, чтобы отдохнуть от исхлеставших веток и подумать о новых целях. И какими только они могли быть?

И сознание вины не сбросить с плеч, как вещевой мешок.

Многие годы Лео проводил летом отпуск у Вильмута, чтобы, будто нарочно, доставить неприятность Эрике. Задним умом рассуждая, можно предположить, с каким страхом ожидала Эрика тех мучительных недель, когда Лео находился рядом.

Не изгладится в памяти их первая встреча после долгих глухих и мрачных для них лет. Эрика безмолвно стояла посреди комнаты и медленно разводила руки, нет, не для того, чтобы обнять Лео, — при встрече с парнями своей деревни можно было и порадоваться, — она обхватила сыновей, притянула их резким движением к себе, словно искала у детей защиты, хотела подтвердить для себя и для Лео смысл своего существования. Ее неотрывный взгляд ясно говорил: я не наложила на себя руки, может, лишь потому, что тогда бы сыновья остались нерожденными. Лео делал вид, что не замечает испуга Эрики, с городской общительностью обращался к Вильмуту, живо рассказывал о впечатлениях своей недавней дороги, заводил разговоры о тарахтевшем за воротами тракторе, допытывался: когда они перебрались из Виллаку в этот дом, принадлежит ли он совхозу или они выкупили его. С Эрикой так за руку и не поздоровался — не мог же Лео оторвать ее пальцы от плеч сыновей! Краем глаза Лео видел худенькую девочку, которая топталась неподалеку на пороге, но не осмелился обратиться к ней, не хотел, чтобы Эрика заметила, что он проявил интерес к своей плоти.