Чащоба - [100]

Лео как раз заканчивал проект своего грандиозного каменного корабля, когда однажды вечером к нему ввалился Вильмут. Переполненный новостями и эмоциями, Вильмут во время ужина, поданного Айли, ерзал на стуле, отчаянно старался болтать о мелочах — рассказывал о мужиках в мастерской и проделках сыновей, — и все же выражение лица его свидетельствовало о каких-то важных секретах, которыми он хотел бы поделиться, он выбирал момент, чтобы остаться с Лео с глазу на глаз. Бывший дезертир был для Айли старым знакомым, она просто донимала своими расспросами нетерпеливого гостя, не торопилась с кофе, проявляла повышенный интерес к совхозной жизни, допытывалась о денежных показателях совхозного хозяйства, процентах и тоннах; об этом у друга Лео особого представления не было, — видимо, Айли хотела продемонстрировать супругу широту своего кругозора.

Наконец Вильмут решительно встал из-за стола, заискивающе поклонился Айли, сказал, что отлучился из дома, чтобы поправить здоровье, врачи велели совершать вечерние моционы, посмеялся над глупыми прогулками, но тем не менее заявил, что сейчас они пойдут с Лео побродить окрест.

Едва они вышли за ворота, как Вильмут положил Лео на плечо руку и патетически возвестил:

— Знаешь, друг, в моей жизни предвидятся крутые повороты.

После чего в течение нескольких минут дал вызреть любопытству Лео, хотя сам горел нетерпением; выдержав задуманную паузу, он одним духом, перескакивая с одного на другое, изложил свою историю.

По дороге в санаторий у него оказалось два часа свободного времени, ради шутки он отправился в адресное бюро, попросил выяснить местожительство одной давнишней возлюбленной, ну не чудно ли, девушка носила прежнюю фамилию. Сперва Вильмут опасался, что речь идет о какой-нибудь другой Юте Вильсон, и все же он доехал на автобусе, постучался вечером в чужую дверь: судьбе было угодно, чтобы спустя много лет он снова встретился со своей прежней любовью.

Лео вспомнил то далекое время, когда они с Вильмутом работали на автобазе и жили в мансардной комнатушке. Однажды и он побывал с Вильмутом в гостях у той девушки; они поднялись по скрипучей лестнице, от слегка скользких полов тянуло сыростью. Сидели в узенькой комнатке, шипела заигранная патефонная пластинка, Вильмут хвастался своим отчим хутором, бросал призывные взгляды на девушку в розовом платье, которая в мыслях, наверное, прикидывала свои будущие возможности. Опрятная и серьезная девушка под звуки музыки, наверное, взвешивала эти столь существенные для нее проблемы, и Лео по мимолетному впечатлению решил: скучная привереда. Позднее, когда на двери их мансардной каморки стали то и дело появляться предупреждающие знаки — Лео спускался с лестницы на цыпочках, — он был не в состоянии представить Юту и Вильмута в постели: бесконечная привередливость и нудное сопенье.

В тот вечер они долго бродили с Вильмутом по тихим улочкам.

Вильмут время от времени шумно вздыхал и без конца тарахтел о своей старой любви. Высокообразованная Юта работает заведующей плановым отделом большого завода. По утрам, провожая ее на работу, он с удивлением и робостью оглядывает даму в строгом костюме, в волосах которой просвечивают седые нити. Одна лишь сумочка в виде портфеля внушала Вильмуту почтение, — возможно, лишь туфли на каблучках и стройные ножки придавали Юте женственность, — а то, того и гляди, важная чиновница начнет прикрикивать и вдобавок ко всему напишет приказ, в котором ты будешь то ли предупрежден, то ли тебя и вовсе отлучат от постели.

— Она одна живет? — поинтересовался Лео.

Вильмут торопливо рассказал, когда и от какой болезни умерли родители Юты. В потоке его слов можно было уловить плохо скрываемое убеждение, что все эти долгие годы Юта думала о Вильмуте и с нетерпением дожидалась его. Наконец он и постучался к ней в дверь. Юта сказала, что их обоих всегда соединял мысленный мост.

Вильмут и впрямь готов был сжечь прежние действительные мосты, он изо всех сил жаждал начать новую жизнь! Был уверен, что никогда не поздно поддаться велению любви. Юта сожалела, что они в свое время не остались вместе, они с самого начала были созданы друг для друга. Вильмут всхлипнул, это ее бывшее такое понятное отношение сейчас задним числом растрогало его, Юте не хотелось оставлять учебу и перебираться в деревню. Изнеженная городская барышня не подошла бы виллакускому хутору. Вильмут принес себя в жертву: дома без мужской души не обошлись бы.

Лео слушал друга и грустно думал: может, человеку и помогает вырваться из дебрей жизни то, что он способен облагораживать свои чувства и поступки возвышенными доводами. Человеку все хочется казаться благородным и великодушным, по крайней мере самому себе…

Лео прямо-таки вздрогнул, когда разговор дошел до Эрики. Внутренне взвинченный Вильмут выпалил, что жена отравляет ему жизнь, ее грызню стерпеть никто не в силах. То ли дело жить припеваючи, как барин, с Ютой!

Размахивая руками, Вильмут распространялся о намечаемых переменах в жизни; Лео сжался, его словно бы закидали чем-то грязным. Он тут же начал презирать почти незнакомую ему Юту, так как понял: теперь жизнь Эрики окончательно рухнула. Было невыносимо слушать, как Вильмут честит жену, Лео это оскорбляло до глубины души: Эрика была достойна лишь восхваления. Он готов был ударить Вильмута и вновь был вынужден сдержаться. Вильмут оторопел бы: какое тебе до нее дело? Лео взнуздал свой гнев и хрипло спросил, а что будет с детьми.