Чаша Мараканы - [64]

И никто не чувствовал, не понимал, не помнил, что старик Феола был прав, когда ворчал накануне отъезда, когда он говорил, что команды у него, по сути дела, нет: ветераны пятьдесят восьмого – шестьдесят второго годов уже ушли или уходили, а молодые Жаирзиньо, Тостао, Эду были необстрелянными новичками. Гарринча накануне чемпионата болел и утратил форму, Жерсон – тоже. Защита была обновлена очень сильно, и никто ее не испытывал в трудных боях.

Победа над болгарами, казалось, опровергала скепсис старого Феолы, но за ней последовал оглушительный, безапелляционный и совершенно неожиданный для ликующих бразильцев проигрыш венграм – 1:3. А за ним «трагический», «постыдный» матч с португальцами. Матч, который надо было выиграть с перевесом в три мяча, и который был проигран – 1:3. Матч, в котором был искалечен Пеле и окончательно повержены честолюбивые надежды восьмидесяти пяти миллионов его соотечественников. Матч, во время трансляции которого на Бразилию происходили самоубийства и автомобильные катастрофы. Когда громились лавки ни в чем не повинных португальских бакалейщиков. Когда Старый Педро впервые за три десятка лет своей жизни в Рио вынужден был закрыть свою «Лузитанию» в три часа дня: за час до начала трансляции матча. Старик как в воду глядел: только тяжелые стальные жалюзи спасли его бар от поджога.

На следующий день улицы Рио были расписаны ругательными словами и проклятиями в адрес старика, который сидит сейчас передо мной. На каждом перекрестке сжигались уродливые чучела. Благо, Феолу легко было изобразить в виде чучела: он был «Гордо» – «Толстяк», и достаточно было набить мешок или старый матрас поплотнее, чтобы вся злорадствующая улица, все соседи ликующе показывали пальцами: «Вон опять понесли сжигать старика!»

В одном из переулков близ улицы Сан-Клементе я видел, как какой-то здравомыслящий гражданин пытался вступиться за Феолу. «Старик не виноват, – сказал он парням, раскладывавшим очередной костер, – старик предупреждал, что выиграть будет очень трудно…» Через пару мгновений гражданину пришлось спешно уносить ноги. Если бы он промедлил, его уложили бы в костер вместе с чучелом Феолы.

Злорадствовали газеты, сообщая, что дом Феолы в Сан-Паулу закидан камнями, а его семья взята под охрану полиции. Появились слухи о том, что он боится возвращаться и намерен отсидеться в Европе. Действительно, команда приехала без Феолы. Узколицый Авеланж со скорбным, как на похоронах, лицом выступал по телевидению и, потупив глаза, глухим голосом говорил о роковом стечении обстоятельств, о фатальных неудачах, преследовавших команду, о неспособности ее тренера. И в конце своего выступления с видом оскорбленной добродетели брал всю вину за провал на себя.

Старого Феолу, доктора Гослинга и их сподвижников выгнали из сборной. Именно выгнали. Их даже не уведомили об отставке. Они узнали о ней из газет.

Руководство СБД сделало вид, что никакого Феолы никогда не было в сборной. И все. И точка.

Я хорошо знаю об этом, но старику как-то неудобно признаваться, что его выставили на улицу, и он говорит мне, а я делаю вид, что верю ему, что он сам решил уйти из сборной.

– Вообще нужно знать, когда уходить, – размышляет он вслух. – Вон, возьмите Пеле, например.

Пару дней назад были тут два репортера из Рио, спрашивали, что я думаю об уходе Пеле. Вы небось тоже захотите задать мне этот вопрос?

Я киваю головой.

– Так вот: я считаю, что вопрос о том, играть Пеле или не играть, может решить только сам Пеле.

И если уж он решил, что ему пришло время уходить из сборной, значит, он прав.

Люди, болельщики, трибуны ничего нам не прощают. И с «идолов», с кумиров своих требуют гораздо больше, чем с остальных. Я это знаю по себе. Мне не прощались не только поражения, но даже ничьи! И даже трудные победы с небольшим преимуществом не прощались мне. Болельщик верит в чудеса и требует их от своего идола. А чудес-то на самом деле нет: чемпион побеждает вовсе не потому, что он чемпион, как склонны верить трибуны, а потому, что он играет лучше других, работает над собой, тренируется как никто другой.

Да, чудес не бывает. И когда от меня их требовали, я пытался объяснять, что не могу их творить. А мне не верили.

Феола задумывается о чем-то, видно, вспоминает известное только ему одному, и продолжает своим негромким размеренным голосом:

– Чудеса… Если бы я умел их творить, я никогда не остался бы футбольным тренером. Я применил бы свои «чудодейственные способности», – он улыбнулся, и морщины на его грузном мясистом лице разглаживаются, – в другой области, более полезной человеку. В медицине, например, или в науке.

Увы, от нас требуют чудес, потому что люди хотят верить в них. Таков уж футбол. И не только у нас в Бразилии. В любой другой стране, где футбол популярен, где он стал неотъемлемой частью жизни людей, происходит то же самое, что и у нас: он завладевает сердцами, превращается в страсть. А мы, тренеры и футболисты, частенько становимся игрушками этих могучих сил и страстей. В то же время развитие футбола приводит к тому, что в футбольной жизни разных стран появляется много общего, родственного. Не только и не столько в самой игре, в ее тактике или технике, сколько в жизни и деятельности клубов, в их организации и структуре. Это понятно: сходные проблемы порождают сходные решения.