Чаша любви - [66]

Проскочив вперед метров сто, машина останавливается и дает задний ход.

Из окна высовывается симпатичный индиец лет сорока и приветствует нас по-английски.

Зубы его сверкают на смуглом лице, как жемчуг.

Отвечаем ему сдержанными кивками.

Индиец спрашивает, куда мы идем.

Саша показывает на дорогу вперед.

Тогда водитель распахивает другую дверцу и приглашает меня в кабину. А Саше кивает на кузов. Мы садимся. Я захлопываю дверцу. Но машина такая развалюха, что дверца не захлопывается. И со второго раза… Индиец помогает мне. Хлопает посильнее. У него очень мускулистые руки; они, кажется, гибкие, как лианы.

— Уеэ-р а ю фром? — спрашивает водитель.

— Из России. Петербург, — отвечаю я и думаю, что на этом наш разговор закончится, так как познания мои в английском крохотны, а незнания обширны.

Но ничуть не бывало!

— Россия?! — зубы водителя ослепительно сверкают. — Тогда я могу говорить по-русски!

Эта фраза звучит для меня как гром среди ясного неба. Я изумленно пялюсь на водителя: может, я не признала в нем русского? Акцент почти не ощущается.

Но нет, за рулем сидит явно индиец. Смуглый, черноглазый, белозубый.

— Удивлены? — он смеется и протягивает руку. — Давайте знакомиться. Меня зовут Сахиб.

— Елена. А мой друг — Саша.

Тут Сахиб рассказывает про Бхилаи, про металлургический завод, на котором он когда-то работал вместе с русскими специалистами. Бхилаи — это не очень далеко отсюда. Севернее. Штат Мадхья-Прадеш. Там Сахиб немного научился говорить по-русски. И знания свои старался развивать. Когда он позже жил в Дели, то ходил на курсы русского языка в дом советско-индийской дружбы. Потом два раза ездил в Москву. Один раз — на Олимпиаду, в качестве болельщика.

Я слушаю с интересом.

Сейчас Сахиб вернулся на родину. Уже года два как живет здесь. Родители умерли. Осталась младшая сестренка. Совсем молоденькая — шестнадцать лет. Да, такая разница: ему тридцать пять, а сестренке — шестнадцать. Ее зовут Гита. Она здесь за хозяйку у него. А в Дели у Сахиба есть семья, которую он думает перевезти сюда.

Рассказывая все это, Сахиб нисколько не отвлекается от дороги. Едет он довольно быстро, но отлично вписывается во все многочисленные, иной раз очень крутые повороты. Мне кажется, он мог бы тут ехать и с закрытыми глазами.

Я немного рассказываю о нас с Сашей и о нашем желании посмотреть на Индию, какая она есть. Сахиб не видит в нашем желании ничего противоестественного.

Здесь я замечаю, что Саша через заднее овальное окошечко с удивлением присматривается к нам. Его удивляет, как видно, то, что мы с водителем столь оживленно разговариваем. На каком языке? Вот что занимает Сашу.

Наконец спуск кончается, мы быстро едем прямой дорогой мимо каких-то полей. За очередным холмом открывается вид на деревню. Она небольшая — пятнадцать-двадцать домиков (или вернее будет назвать хижин), стоящих в некотором отдалении от реки. Крыши высокие, двускатные, четырехскатные — из соломы, слегка потемневшей от времени, или из бамбука. Стены плетеные, укрепленные столбами, обмазанные глиной. На улочке, залитой солнцем, играют дети. Недалеко от них прямо на дороге лежит белая корова с длинными тонкими рогами — лежит и пережевывает жвачку. Сахиб говорит, что корова в Индии — священное животное. Я улыбаюсь и отвечаю, что это, кажется, общеизвестно.

Он пожимает плечами:

— Но не всем известно, что коровы свободно разгуливают и по индийским городам.

Нет, ему не удастся удивить меня этим.

— Я сама видела, Сахиб, коров в Дели, а также в Бомбее — в парке Виктория. Никто не обращает на них особого внимания. Разве что туристы замечают. Норовят сфотографироваться рядом…

Объехав корову по лужайке, Сахиб останавливает машину в середине деревни в тени огромного раскидистого дерева, похожего на африканский баобаб.

Из хижины к нам выходит молоденькая девушка — настоящая красавица с древней индийской миниатюры. Глаза у нее — с затаенной грустинкой, чуть тревожные. Такие глаза, кажется, принято сравнивать с глазами пугливой лани.

Это Гита. Она мельком взглядывает на нас и потом вопросительно смотрит на Сахиба.

Он говорит ей что-то на местном наречии, потом объясняет нам по-русски (знанием русского языка Сахиб едва не повергает Сашу в шок):

— Я сказал сестре, что вы поживете у нас немного. Если вы, конечно, не возражаете. Она выберет время и покажет вам наши места. Это и есть настоящая Индия. И лучшего гида вам не найти.

Деревенские детишки — полуголые, очень смуглые, почти черные, и невероятно чумазые — окружают нас. С любопытством трогают меня за руку. Я на их фоне белая-белая. Быть может, я для этих детишек нечто вроде снежной бабы. Улыбаюсь этому сравнению.

Через минуту к нам подтягиваются старики. Мы знакомимся с ними. Они спорят о чем-то, показывая на Сашу. С них можно писать библейских пророков: выразительные лица, мудрые глаза. Нам же очень интересно знать, о чем эти старцы говорят.

Сахиб переводит:

— Старики восхищаются. Говорят: в деревню пришел очень сильный человек.

Саша явно польщен. Но старается держаться скромно. Какой-нибудь Джон из Алабамы или Стивен из Дакоты одарил бы стариков за такой комплимент рублем, то бишь баксом, и ходил бы тут — грудь колесом.