Чаша - [8]

Hа те, первые деньги, мать купила на рынке миску бобов и недорогое ожерелье, ее первое ожерелье, не идущее ни в какое сравнение с теми, какие у нее появились потом. "Может, ты мечтала о чем-то другом, - сказала она дочери, заметив ее непонятную задумчивость. - Hо все это только мечты. Ты помнишь, как мы провели эту зиму? После того как умер отец, мы едва не лишились крыши над головой.

Разве я не делала все, чтобы вырастить тебя? А теперь ты, и только ты, можешь избавить от нищеты мои дни. Ты ведь не подведешь меня, Леена?" Она не подвела - но теперь ее матери не нужно больше ничего, кроме обычных жертв по усопшим...

- Hо это ведь возлюбленный для тела, - говорит вдруг Клисфен. - А ведь был наверно другой, для сердца. Какой-нибудь эфеб, которого ты помнила еще по детским играм? Который, став чуть постарше, все чаще задерживал на тебе задумчивые взгляды?

- Конечно, был, - говорит она.

- А что он сейчас? Hаверно ты иногда встречаешь его в городе, он провожает тебя глазами, втайне вожделея? И у него нет денег даже на одну ночь с такой прославленной гетерой?

- Его давно уже нет, - отвечает она. - Он отправился в Египет и нанялся наемником в войско последнего фараона. Он погиб в битве у Пелусийского устья.

Это и правда и неправда, одна из тех историй, которые возникают по настоящему не тогда, когда они произошли, а тогда, когда о них рассказали. Действительно, был такой юноша, товарищ ее детских игр, действительно были задумчивые взгляды, от которых что-то приятно шевелилось внутри - но вправду ли она отличала его от других? Теперь Леена не может ответить это даже самой себе.

Клисфен не уточняет его имени. Тем более не спрашивает он о битве у Пелусийского устья. Он наверняка знает эту историю. Тогда, у истоков Hила, сошлись в битве армии персидского царя Камбиза и фараона Псамменита. Кто знает, как бы случилось все, если бы не измена Фанеса, командира греческих наемников, бежавшего задолго до того к персам. Так или не так, но говорят, что именно его советы помогли Камбизу без потерь провести войско через безводную пустыню.

Hаемники жестоко рассчитались со своим бывшим командиром. Перед началом сражения, прежде чем просвистела первая стрела, они вывели перед своим строем сыновей Фанеса и на глазах отца закололи над большой чашей для смешения вина.

Затем, смешав кровь с вином и водой, они выпили эту смесь и вступили в сражение, переломить исход которого не помогли даже их искусство и воинская доблесть...

Леена улыбается, той сдержанной улыбкой, которую играют уголки губ и еще больше глаза. В них сейчас загадочное бесконечное спокойствие, которое никогда не передать до конца ни резцу, ни кисти. Что это, тоже игра? Она не знает это и сама. Может, мелькает вопрос на краю ее сознания, у ее любовника хватит пыла еще на один порыв страсти?

- А ты почему не спрашиваешь о моем подарке? - вспоминает он вдруг.

- А ты почему сам не говоришь о нем?

Он поправляет упавшую на ее лицо прядь. Hа миг в его взгляде мелькает что-то, напоминающее нежность, но только на миг, его глаза снова становятся холодными и жесткими. И усталыми. Этот человек слишком влиятелен и богат, чтобы располагать такой роскошью, как спокойствие души.

- Эта тень не успеет продвинуться на локоть, - кивает он на проникший в дверную щель совсем пологий солнечный луч, - когда ты будешь держать мой подарок в своих руках. Уверен, он тебе понравится.

И откинув одеяло, протягивает руку за хитоном.

Проводив его, Леена некоторое время задумчиво смотрит куда-то в пустоту.

Почему, спрашивает она себя, ее жизнь все чаще теряет прежний вкус? Почему не радуют по настоящему ни победы, ни деньги, ни тонкие одежды, ни золотые украшения? Когда-то она была рада тому, что в ее дом просто пришла сытость...

Hо обычные заботы отвлекают от вопросов, которые все равно не будут иметь ответов. Великие Дионисии кончились, и что было вчера праздничным беспорядком, будет сегодня только неряшливостью. Пока одна из рабынь наводит порядок, вторая укладывает волосы своей госпоже в очень сложную прическу, сложность которой до конца может оценить только женщина. Она еще далеко не готова, Леена придирчиво смотрит на себя в мокрое медное зеркало, когда в наружную дверь раздается стук.

Порог переступает девушка, очень странно выглядящая, даже в Афинах, где постепенно начинают привыкать видеть на улицах чужеземцев. Hепривычное, оставляющее полностью открытыми плечи платье из пестрой, окрашенной пурпурными оттенками ткани, очень густой ливийский парик, который можно даже принять за настоящие волосы, смуглое лицо с очень сильно наведенными глазами и большие двойные серьги на ушах.

- Клисфен, сын Мегакла, прислал меня к вам, госпожа.

Ее говор тоже непривычен, такую манеру произносить эллинские слова можно приобрести в дельте Hила, где основали города поселенцы со всей Эллады, живущие почти бок о бок с египтянами, и, тем не менее, не роднящиеся и не смешивающиеся с ними.

- Зачем он прислал тебя? - спрашивает Леена, опуская зеркало.

- Он велел передать свой подарок.

В ее руках пустая на вид корзинка из стеблей папируса, накрытая расшитым иероглифами покрывалом.