Чаша гнева - [4]
Брат Гильом смешался и, пробормотав извинение, отступил.
– Давайте выслушаем святого отца, – продолжил брат Анри, и повернувшись к монаху, сказал: – Говорите.
– О, благодарю вас, великодушный рыцарь! Да воздаст вам сторицей Святой Марциал! Я скромный монах именем Гаусельм, из обители Монтаудон близ Орлака, в Оверни!
– Надо же, почти земляк, хотя и клянется, как лимузенец [19] – сказал брат Анри, – и что же тебя, достойный монах, заставило покинуть обитель и проситься к нам на корабль?
– Воистину, воля Божья! После того, как я стал скромным братом нашей обители, я дал обет посетить Святой Град и поклониться Гробу Господню! Да не будете вы преградой между мной и службой Господу!
– А что такое у тебя в чехле? И почему ты не поплыл с паломниками, что было бы проще и безопаснее?
Монах несколько смешался.
– Это, – сказал он, демонстрируя чехол, – моя лютня, единственное, что осталось у меня от мирской жизни. А не попал я на корабли паломников потому…
– … что развлекал песнями знатных дам и господ в каком-либо замке, – закончил за него брат Анри. – Я знаю тебя, ты знаменитый монах Монтаудонский, монах-трубадур.
– Трубадур? – вскинул брови Робер.
– На севере их называют труверами, – пояснил брат Анри. – О тебе, монах, ходит множество слухов. Говорят, что взявшись служить Господу, ты не оставил мирских привычек, и даже не сменил имени. Ведь ранее тебя звали Гаусельм Файдит? Не так ли?
– Ваша правда, мессен, – ответил монах. Он стоял, потупившись, но на толстом красном лице было хитрое выражение. – Силен враг рода человеческого и сложна борьба с ним! Вот я и иду к Гробу Господню, чтобы попросить для себя сил в богоугодных делах! Неужели вы мне не верите?
– Верю, что ты плывешь в Левант не для того, чтобы шляться по борделям, – кивнул брат Анри. – Этим ты мог бы заниматься и тут! Но разрешения от приора у тебя, как я думаю, нет. Тебе просто в очередной раз стало скучно в обители и ты сбежал. Не так ли?
– Истинно верно, клянусь Святым Марциалом! – монах улыбался в открытую. – Ваша проницательность достойна самого Святого Петра! Уж вы бы не пустили в рай недостойных!
– Не мне судить! Nolite iudicare ut non iudicemini [20] ! – резко ответил де Лапалисс, вскидывая руку. – Но на наш корабль я тебя возьму! Будь гостем Ордена на «Святом Фоке», брат Гаусельм.
Лица остальных рыцарей отразили безмерное удивление. Но не в обычаях тамплиеров спорить со старшим, и братья лишь молча поклонились, когда монах, оказавшийся трубадуром, проследовал мимо них на корабль.
– Почему? – спросил Робер, когда они все оказались на борту, а вокруг закипела суета, предшествующая отплытию. – Ведь он не настоящий монах?
– Во-первых, рыцарь Ордена не может отказать в помощи христианину, даже и отлученному от церкви [21] ! – в темных глазах брата Анри таилась хитрая усмешка. – Но самая главная причина, что за время путешествия до Леванта можно умереть от скуки. А монах Монтаудонский, клянусь Святым Отремуаном, умеет с ней бороться!
6 мая 1207 г. Средиземное море к западу от Сардинии, борт «Святого Фоки»
Рассвет на море был чудесен. Солнце выныривало из-за лазурных волн чистое, словно вымытое, и лучи его казались ласковыми, как прикосновения матери. Проспать же это благословенное время не давал брат Анри, орденские распорядки просто впитались в кровь и плоть которого.
– Вставайте, братья! – говорил он. – Время молитвы первого часа!
Украдкой зевая, братья – четверо рыцарей, четверо оруженосцев и полтора десятка сержантов забирались на палубу и, утвердившись на коленях, читали по тринадцать раз "Отче наш". Если бы они в этот момент находились в Доме Ордена, то им пришлось бы выслушать длинную службу.
Это утро выдалось прохладным. Свежий ветер срывал с верхушек волн белые хлопья пены. Закончив молитву, Робер подождал братьев и лишь затем поднялся с колен. Повернулся, и у борта обнаружил брата Гаусельма. Монах-трубадур, который все эти дни держался тише корабельной мыши, сейчас вид имел серьезный, хотя в глубине его глаз и пряталась насмешка.
– Мир вам, братья-рыцари! – сказал он густым голосом.
– Мир и тебе, брат-бенедиктинец, – отозвался де Лапалисс. – Что-то избегаешь ты сообщества соратников по духовной брани?
– Недостоин я быть рядом со столь великими мужами, как воины Ордена, – расплывшись в ухмылке, ответил Гаусельм.
– Проще говоря, предпочитаешь пить с матросами, – покачал головой брат Анри. – Но сегодня вечером, после молитвы и капитула, я приглашаю тебя отужинать с нами. И не забудь прихватить лютню, служитель Господа!
Монах поклонился и отошел, а Робер поинтересовался:
– Брат Анри, разве устав и Свод не запрещают нам предаваться мирским развлечениям?
– Устав и Свод учат нас тому, что все в жизни братьев должно делаться славно и достойным для Ордена Храма образом. Если мы послушаем пение одного из лучших трубадуров Лангедока, то ничего позорящего Орден и нас самих в этом не будет. Не так ли?
– Ваша правда, брат Анри, – смущенно ответил молодой рыцарь.
