Час ведьмы - [93]

— Что это значит? Как он проявится? — спросила Мэри.

— Пена изо рта. Рвота. Помутнение рассудка.

— А потом смерть?

— Да, следом смерть, — ответила Констанция, закупорив бутылочку. — Ты в самом деле готова использовать его?

— Да, — подтвердила Мэри.

— Когда?

— Я не уверена. Но хочу, чтобы по всему Бостону разошлись слухи о моих поездках в лес с преподобным Элиотом и о том, что выполняю работу, назначенную мне Господом. Меня не должны оклеветать: это мне особенно ясно после того, как умер нерожденный ребенок моей невестки.

— Ты хорошо продумала свой план.

— Можешь ответить мне на один вопрос? — спросила Мэри.

— Слушаю тебя.

— Что лучше всего скроет вкус яда? Пиво?

Констанция подумала и отхлебнула чаю.

— Да, думаю, оно.

— Мне использовать всю бутылочку?

— О, здесь нужно действовать наверняка, — ответила она. — Используй ее всю, до последней капли.

30

Я видела уныние. Я видела грусть.

Показания Кэтрин Штильман, из архивных записей губернаторского совета, Бостон, Массачусетс, 1663, том I

Придя домой, Мэри сразу же поднялась в их с Томасом спальню и подошла к едва заметно покосившейся доске в полу. Она вытащила гвоздь, подняла плашку и опустила бутылочку с ядом в маленький тайник. Затем положила доску на место и воткнула гвоздь обратно. Никто не заметит, что она сделала. Никто. Никто, кроме нее, не узнает, что там яд.

На следующий день, после того как Томас на Сахарке уехал на мельницу, а Кэтрин ушла на задний двор чистить хлев, Мэри подошла к колышкам у входной двери, где они вешали плащи. Она подумывала о том, чтобы пойти к мерзейшей матушке Хауленд и рассказать ей о своих миссионерских поездках к Хоукам и работе с Джоном Элиотом. Вряд ли та захочет ее видеть, но это не имеет значения: главное — распустить слух. Матушка Хауленд — истинный городской глашатай.

И тут Мэри случайно уронила плащ, а нагнувшись, чтобы поднять его, обнаружила на полу метку. Она была маленькая, примерно размером с шиллинг. Мэри опустилась на колени, чтобы лучше разглядеть ее. Она не могла поверить, что это происходит на самом деле, но глаза ее не обманывали. На пороге, над самым полом, кто-то начертил круг с пятиконечной звездой — метку Дьявола. Приветствие сатанинской братии: знак обращения и верности, указатель, что в этом доме безопасно.

Мэри подумала о вилках и пестике, оставленных во дворе, и снова задалась вопросом, не осталось ли в промерзшей намертво земле что-нибудь еще. Возможно ли, что ее муж присягнул Дьяволу и хочет отравить ее заклятием? Это маловероятно. Он злобен, но его коварству есть предел, он даже ударить ее не осмелится в присутствии свидетелей. Значит ли это, что Кэтрин — все-таки ведьма? Или есть еще некто, желающий ей зла?

Либо, что еще хуже, кто-то хочет, чтобы ее, Мэри Дирфилд, повесили как ведьму?

Она быстро встала и попятилась, чтобы Кэтрин не узнала, что она видела метку, если вдруг вернется со двора.

Мэри собралась с духом и решила пойти не к матушке Хауленд, а в гавань, к Генри Симмонсу. Пусть все продвигается не так быстро, как она рассчитывала, но он должен знать об этом новом осложнении. Ее дружба с Джоном Элиотом может купить ей время, но неизвестно — сколько.

Генри отодвинул в сторону стопку учетных книг и сел на край широкого стола в кабинете дяди. Жестом он предложил Мэри устроиться на стуле за ним. После того как она рассказала ему, что обнаружила на своем пороге, Генри поразмыслил и произнес ровным голосом:

— Я не верю, что метка Дьявола угрожает вам больше, чем некогда Его зубья.

— Вилки, — поправила Мэри. — И не Его вилки, а вилки моего отца.

— Я хочу спросить о следующем: вы ощущаете отраву и чувствовали ли боль?

— Помимо боли в руке, которую Томас пытался пригвоздить к столу? Не особенно.

— Вот об этом я и говорю.

— Но я хочу знать, кто одержим. Увидеть, как этого порченого и гадкого человека справедливо повесят.

Генри покачал головой.

— Нет, это не ваши слова, Мэри. На самом деле вы не желаете этого.

— Может быть. Но я хотела бы знать. И если цель — не отравить меня, то я тем более хочу знать, кто эта ведьма, потому что в таком случае ее план еще более отвратителен. В таком случае она пытается сделать так, чтобы меня обвинили в колдовстве и отправили на виселицу.

Генри посмотрел на свои сапоги.

— Мы не знаем, есть ли связь между вилками и меткой, которую кто-то начертил на дереве. Это могут быть разные заклятия.

— Можете в это не верить! — вскричала Мэри, которую уже вывели из себя его попытки найти всему этому менее зловещее объяснение. — Но вы не хуже меня знаете, что эти козни связаны друг с другом!

— Да, думаю, это так. Но могу ли я утверждать с уверенностью? Нет. У нас нет доказательств.

— Кто-то замыслил против меня нечто дурное, и, если он вырезал метку Дьявола в моем доме, мы оба знаем: моего миссионерства недостаточно, чтобы защитить меня.

— В таком случае прошу, расскажите, что вы задумали. Знаю, у вас есть что-то на уме.

— Да. Но вам не стоит об этом знать. Так будет лучше.

— Вы хотите в одиночку противостоять этой ведьме? Она…

— Послушайте себя. Она! Ведьма, хотя она вполне может быть и мужчиной.

— Простите меня.

Мэри закрыла глаза и выдохнула.