Час тишины - [63]

Часто у нее не хватало времени даже ощутить, что она замужем, — они не виделись по нескольку дней. «По крайней мере не надоедим друг другу. Раньше у людей была уйма времени для себя, они даже уставали от любви, ну скажем, Оливье и Жаклин».

Но она понимала, что подобными доводами она лишь утешает себя, и мечтала о чем-то другом — вместе пережить что-нибудь великое, что-нибудь потрясающее, потому что только так можно было познать, что такое любовь, и проверить ее.

Судя по всему, он не предавался подобным раздумьям — его целиком поглотила работа. Он работал во вновь основанном предприятии, которое должно было проектировать гидросооружения и руководить всем водным строительством. Все свое время он посвящал изучению подробностей дела, проехал через весь край, знал уже характер всех рек, осмотрел все старые и новые плотины, измененные русла, каналы и водонапорные станции; побывал на болезнетворных болотах, кишащих комарами. «Будь осторожен, товарищ инженер, здесь запросто схватишь малярию!» Он знал и заливные луга, покрытые желтоголовом и толстой болотной травой; иногда и во сне он шагал по ним — по этому огромному газону с оазисами верб, ольхи и ив, белых берез, бересклета и грабов. Затерянные деревни и выжженные поля, болотистые земли и длинные пояса плотин — все это постепенно укладывалось в его памяти, и он долго, до самой ночи видоизменял форму ландшафта, вырубал заросли, прокладывал русла рек там, где их никогда не бывало, и давал земле новую силу и новое назначение, сопротивлялся водам, чтобы они не выходили из берегов. Порой ему становилось жалко этих диких краев: аистовых выводков и семейств коршунов, стай уток, диких гусей, бесчисленного множества цветов, жаль было равнин, у которых будет отнята их извечная прелесть, но он прогонял эту жалость — в конце концов всегда старое должно погибнуть, чтоб возникло новое, а под его руками действительно возникала новая земля с ее новой судьбой. Но закончить работу ему не удалось, его свалила та самая болезнь, которую ему давно обещали. Он спал в ту ночь у одного из сторожей в домике на краю деревни, неподалеку дышала гнилью старица с вечною тучей комаров, а чуть дальше тянулось бескрайнее, покрытое ряской болото, над которым выступали желтые острова скошенного тростника.

— Я даже и представить не могу, — говорил вечером сторож, — чтоб в один прекрасный день все это исчезло. Для вас, может, в этом нет ничего удивительного, но я не могу. Я так хорошо все это знаю; каждую весну вода разливается, будто целое море, — кто может это остановить?

— К примеру, я, — пошутил инженер, а потом сказал — Все это будет, не пройдет и трех лет. В будущем году должны одобрить проект, а затем приедут сюда люди с баграми.

— Ваш проект? — спросил сторож.

— Мой. Не знаю только, сумею ли доделать.

— Доделаете, если бог даст. Бог вам в помощь.

— Главное, чтоб нашлись люди, — засмеялся он.

Ночью он проснулся от страшной головной боли, его трясла лихорадка, а когда он попытался встать, земля закачалась у него под ногами.

— Малярия, — сказал сторож. — Старуха сварит вам настой из дубовой коры, пока не придет доктор.

Он смотрел на хозяйку, а она толкла в ступе сухие кусочки дубовой коры, все говорила и говорила куда-то в пространство своим грудным голосом, а он почему-то ничего не понимал. Потом она принесла ему древесный напиток, он с отвращением выпил и поплыл неизвестно куда; малярия, подумал он, — болезнь пахла тропиками и желтой лихорадкой, — кто знает, сколько это будет продолжаться. Вспомнил о недоделанной работе, ему бы еще хоть несколько дней, — до срока сдачи оставалось совсем немного, но об этом он раньше не побеспокоился, ибо никогда не брал в расчет, что может заболеть.

— Принесите портфель, — попросил он хозяйку, и, когда она принесла, он вытащил лист белой бумаги, нарисовал три высокие горы и четыре домика, а между ними положил рыбу. — Вот здесь будет озеро, — показал он, — тридцать километров в окружности. Если поднять плотину всего лишь на две ладони, она сможет задержать и многолетнюю воду. Но стоить это будет по меньшей мере десять миллионов; а кто их даст ради воды, которая бывает только раз в сто лет. Она может прийти и завтра, а может и в две тысячи пятидесятом году.

— В две тысячи пятидесятом? — с удивлением спросила женщина. Она принесла мокрое полотенце и положила ему на голову.

— В две тысячи пятидесятом, — повторял он, а голова его кружилась, — теперь я уже считаю легко. Достаточно две тысячи пятьдесят разделить на десять миллионов.

Ему показалось, что на лице у хозяйки появился испуг.

— Это ничего, — хотел он утешить ее, — у моего дядьки, когда он болел лихорадкой, все троилось в глазах, — вместо одного лица видел три. Он никак не мог понять, почему к нему посылают сразу трех докторов… А я вас вижу пока что одну.

«В худшем случае две», — сказал он себе, когда она ушла. Потом он попробовал разделить эти две цифры, и, хотя ему казалось, что делить миллионы пара пустяков, ничего не получалось: частное бесконечно удлинялось, и он никак не мог досчитать до конца.

— Пан инженер, — слышал он над собою голос, — уже едут, я вызвал врача по телефону.