Час тишины - [19]

— Благодарю, думаю, что не потребуется.

— Здесь трудно будет найти подходящую комнату.

Священник заметил, что люди чем-то необыкновенно взволнованы. Они заспешили обратно в деревню, там явно что-то произошло. Он хорошо знал и давно убедился, что без причины они никогда не спешат.

— Особенно сейчас, — добавил священник, — многие погорели, пришлось жить кое-как, поселялись друг у друга. — Он смотрел им вслед, и беспокойство в нем возрастало. — По крайней мере приходите в гости, — пригласил он учителя. — Здесь бывает тоскливо по вечерам.

Они пожали друг другу руки, и священник пошел домой медленным, уверенным шагом. Но он не вошел в свой дом, а направился туда, где некогда стояла школа и ютились избы Юрцовой и Смоляков. И там увидел он военный «джип»; люди окружили машину, разглядывая кого-то внутри.

Он не смог овладеть собой и ускорил шаг; подошел поближе к машине, чтобы можно было разглядеть сидевших в ней людей. Тот человек действительно был среди них.

— Всемогущий боже! — прошептал священник.

Из машины вышел молодой Смоляк, один-единственный из всей семьи оставшийся в живых. Здесь его уже никто не ждал. На нем была солдатская гимнастерка без погон; прихрамывая на левую ногу, он направился к месту, где стояла их изба.

Люди вокруг молчали. «Сколько их пало, — лихорадочно думал священник. — И Банясову настиг осколок. И Бай-ко, отца трех мальчиков, разорвала граната».

Смоляк неподвижно стоял над пепелищем. Он не молился — был неверующий, — не издал ни одного возгласа, не шевельнул губами. К нему подошла старая Байкова.

— Молись, парень, молись за них всех.

— Как? — прохрипел он.

— Застрелили! — И старуха покачала головой, покрытой черным платком. — Постарел ты, — шептала она, — будто тебе все сорок.

Смоляк бросился на колени перед охладевшим пепелищем и стал разрывать его, как собака; под ногти ему набивалась земля, отсыревший пепел, кончики пальцев растрескались до крови, а он все рыл и рыл.

Священник продолжал стоять в последних рядах толпы. Он не мог ни думать, ни двинуться с места.

— Бедняга, — прошептал он наконец и чуть громче, обращаясь, вероятно, к самому себе, добавил — Да будет милостив к тебе господь бог.

2

Павел еще издали увидел Янку. Даже не сразу поверил, что это она, — так давно он ее не видел. Ведь она уехала, как только кончилась война, и за все это время ни разу не появилась в деревне. На ней было какое-то необыкновенное платье, она немного располнела и изменила прическу, и все-таки он узнал ее по мягкой походке. Павел выбежал на улицу.

— Янка! — закричал он.

— Ах, это ты? Чего так орешь?

— Да ведь увидел тебя. Наконец-то появилась.

Она пытливо поглядела на него.

— Господи, — сказала она, — ты все еще такой же худой. Как Адамова коза. — Она была немножко растеряна, но все же спросила: — А что ты теперь делаешь?

— Ничего особенного, мелкая торговля с Йожкой. Но пойду, видно, в сторожа — к воде, как отец.

— Ага.

— А ты?

— Там здорово! — уклонилась она от прямого ответа. — Но я все равно там не останусь. Найду что-нибудь получше. — Она дала ему подержать сумку. — Я преспокойно могла бы работать и в какой-нибудь канцелярии.

Янка смотрела на низкие домишки, часто стоящие в ряд, на крыши, обросшие мхом; на дороге через толстый слой пыли просачивалась навозная жижа.

— Здесь бы я не хотела остаться! Никакой жизни!

— Я тоже уйду отсюда.

— Куда?

— Еще не знаю, куда-нибудь далеко.

— Ага, — сказала она без интереса; потом стала рассказывать — На прошлой неделе у нас выбирали королеву красоты. Вот это было дело! Только та, которую выбрали, уж очень худа. Как ты! — Она шла с ним мягким легким шагом, по всему было видно, что она придает особое значение своей походке. — Когда вечером идешь там по улице, к тебе все время пристают парни. Я уж и говорить-то ни с кем не хочу, а они все равно не дают проходу.

— А ты что? — спросил он.

Его вдруг охватили грусть и разочарование; объяснить причину своих чувств он не смог бы, но они тем не менее совершенно лишили его дара речи.

— Ничего, я хожу с девчонками.

Те, с кем она общалась, были старше ее, у них давно были свои парни: солдаты, подсобные рабочие из магазинов, рабочие с кирпичного завода; они спали с ними и рассказывали ей всякие подробности, которые и отпугивали Янку и вместе с тем волновали. Своего парня у нее пока не было, но она была убеждена, что найдет себе кого-нибудь поинтереснее, чем эти их обыкновенные и скучные любовники.

Домик Юрцовой до сих пор стоял с обгоревшими окнами, но уже под новой крышей. Они остановились. Он пытался избавиться от чувства разочарования.

— Ты придешь еще?

Она заколебалась.

— Ладно, приду. На минутку. Поближе к вечеру.

Он ждал ее за замком, на том месте, где, видно, встречались все влюбленные, в том числе и те, кто ими только собирался стать.

Потом они шли рядом через широкое пастбище, покрытое легким туманом и совершенно пустое. Ей пришлось заполнить его своими подружками, иллюминацией, музыкой, шествием с факелами — городом.

Он слушал ее, трава сладко пахла невиданными цветами, уже несколько недель тому назад им также овладела мечта увидеть по-иному раскинувшийся мир, — говорили, что на севере остались совершенно пустые города, и он с Михалом Шеманом договорился уехать туда. Михал мечтал о чердаках, где запрятаны богатства, но в то утро, когда они собрались в путь, отец избил Михала. И Павел отправился туда один.