Час расплаты - [133]

Каждый выпускник под своим сиденьем нашел по пакету в простой оберточной бумаге. В каждом пакете лежало по две книги: «Размышления» Марка Аврелия и «У меня все ОТЛИЧНО» Рут Зардо. Подарки от коммандера и его жены.

После торжественной церемонии кадеты бросились к сцене – они горели желанием представить коммандеру своих родителей.

Жан Ги стоял рядом, не отходя от Гамаша и обшаривая взглядом толпу. И наконец он увидел их. Они пробирались к сцене.

Бовуар сделал шаг вперед, но на его плечо легла твердая рука.

– Вы уверены? – спросил Жан Ги.

– Уверен.

Однако Гамаш не выглядел уверенным. Он был бледен, но щеки его горели, словно разные части тела конфликтовали между собой. Вели гражданскую войну.

Двое мужчин наблюдали за тем, как Амелия Шоке протискивается через толпу.

– Я могу их остановить, – торопливо прошептал Жан Ги. – Скажите только слово.

Но Гамаш молча смотрел широко открытыми глазами. Его правая рука подрагивала.

– Коммандер Гамаш, – сказала Амелия. – Я бы хотела познакомить вас с моим отцом.

Ее отец был худощав и старше Гамаша лет на десять.

Несколько мгновений месье Шоке смотрел на Гамаша, потом протянул руку:

– Вы изменили жизнь моей дочери. Вернули ее домой, в семью. Merci.

Возникла короткая заминка. Амелия взглянула на протянутую руку, затем посмотрела в глаза Гамашу.

– Не стоит благодарности, сэр.

И Арман Гамаш пожал руку месье Шоке.

Настала очередь Армана стоять рядом с Жаном Ги, в то время как Анни и Рейн-Мари стояли по другую сторону крестильной купели, а между ними – священник.

Обязанности священника исполнял Габри, который по такому случаю сам себя произвел в сан.

На нем было церковное облачение, а на руках у него лежал ребенок Анни и Жана Ги.

– О, пожалуйста, – раздался голос Оливье. – Умоляю, Господи, не позволяй ему поднимать ребенка и петь «Круг жизни»[70]. Прошу Тебя.

Ребенок завопил.

– Это еще ерунда, – прошептал Жан Ги Арману. – Вы бы слышали его ночью.

– Я слышал. Всю ночь.

Жан Ги гордо улыбнулся.

Габри поднял ребенка, словно предлагая его прихожанам:

– Давайте споем.

– О нет, – прошептал Оливье.

Габри своим сочным тенором начал «Круг жизни», и к нему тут же присоединился хор и прихожане, а потом и Оливье с его крепким, полнозвучным голосом.

Жан Ги взглянул на сына и снова почувствовал прилив любви, которая делала его одновременно слабым и сильным. Он посмотрел на тестя и увидел, что Арман перестал петь и, открыв рот, уставился перед собой.

– Что? – прошептал Жан Ги, проследив за его взглядом до конца прохода. – Кадеты?

Арман покачал головой:

– Non. Я тебе скажу позднее.

– Кто здесь будет стоять от имени ребенка перед оглашением? – спросил Габри, когда песня закончилась.

Оливье и Клара встали со своих мест.

– Не понимаю, почему они не попросили меня, – раздался ворчливый голос.

– Может, потому, что ты плохо стоишь? – предположила Мирна.

– Зато я стóю тебя, – пробормотала Рут и с трудом встала.

Мирна уже хотела сказать ей, чтобы она села, но что-то в пожилой женщине заставило ее придержать язык. Рут стояла, высокая и прямая, как кол, чуть вскинув голову. На ее лице застыло решительное выражение. Даже Роза вдруг обрела значительный, по мере своих возможностей, вид.

Мирна тоже встала.

Потом поднялся на ноги месье Беливо, владелец магазина. За ним – Сара, владелица пекарни. И Доминик, и Марк, и Святой Мерзавец. И Билли Уильямс, и Жиль Сандон, и Изабель Лакост, и Адам Коэн, и Иветт Николь, и Брюнели.

Жак, и Хуэйфэнь, и Натаниэль, и Амелия сделали шаг вперед.

Встали все прихожане.

Жан Ги взял маленького сына на руки и повернул его лицом к женщинам, мужчинам и детям, которые станут его крестными.

Он прошептал:

– Будь храбрым человеком в храброй стране, Оноре.

– На что вы смотрели? – спросил Жан Ги у Армана, когда они стояли на деревенском лугу и ели бургеры с огромного гриля, принесенного Оливье.

На лугу установили длинный стол, на котором теснились салаты, свежие роллы и сыры. За лугом стоял еще один, более длинный стол со всякими вкусностями – кексами, пирогами, печеньем самых разных видов, конфетами и детьми.

Малышка Зора в радостном волнении подбежала к деду, стукнулась о его ногу и, упав на мягкую траву, недоуменно посмотрела на него.

Он передал свою тарелку Жану Ги, поднял внучку с земли и поцеловал в щеку. Готовые уже пролиться слезы обернулись смехом, и малышка снова побежала куда-то.

На крыльце Рут был устроен бар. Старая поэтесса сидела там в кресле-качалке с Розой на коленях и похожей на дробовик тростью в руках. Четыре кадета, взяв пиво, углубились в разговор.

– О чем вы тут толкуете? – спросила Клара, налив себе джин с тоником.

– Рут хочет как-то назвать свой коттедж, – ответил Натаниэль. – Она попросила меня придумать название.

– Правда? – удивилась Мирна. – Попросила тебя?

– Ну, вернее, предложила найти что-нибудь подходящее, – признался он. – И еще сказала, чтобы я не облажался.

– Так, и к чему вы пришли? – спросила Клара.

– У нас осталось два варианта, – ответила Хуэйфэнь. – Пусть выбирает: либо «Коттедж Розы», – она показала на шиповник возле крыльца, – либо «Бездна Отчаяния».

– Ну-ну, попробуйте, – со смехом сказала Клара.

Они с Мирной пересекли дорогу и присоединились к Рейн-Мари и Анни, которая держала на руках маленького Оноре и болтала с Габри.