Час пик. Кто убил Влада Листьева? - [88]
Быть последним в очереди, в жизни, быть аутсайдером — нет ничего хуже. Писатель понял эту прописную истину в United States of America. Можно быть предпоследним, предпредпоследним, но — не в самом хвосте. Остаться последним, признать себя неудачником, — нет ничего страшней, позорней, ужасней, безобразней, бездарней. кошмарней, чем это. Наверное, еще хуже, чем быть импотентом…
Hавернoe, самое страшное ощущение — это когда никто не подталкивает тебя в спину, когда ты не ощущаешь чьего — то горячего дыхания в затылок…
Но теперь ему дышали в затылок, но это была уже не очередь; это было что — то страшное, ужасное, непонятное, совершенно необъяснимое — не только рационально, конкретно, но и абстрактно — умозрительно.
Кто они, эти страшные люди с зелеными туберкулезными клевками глаз, с жуткими электронными голосами — автоответчиками, так нагло и бесцеремонно затолкавшие его в машину, будто бы гнусные black наркоманы a New York, но не где — нибудь в South Bronks, а в центре столицы мировой державы?
Конкуренты из другого издательства?
Страшное и до сих пор вездесущее КГБ?
Люди Телохранителя, куда более страшные, чем все спецслужбы мира, вместе взятые?
Профсоюз киллеров — кто — то из тех самых, которые отравили на тот свет его героя?
Бандиты, которые теперь будут вымогать мзду, выкуп с Издателя?
Может быть… может быть это просто какая — нибудь ошибка, досадное, как говорится, недоразумение, и он, Писатель, когда выйдет из этой желтой «волги» целым и невредимым, обязательно опишет забавное приключение в последней главе будущего бестселлера?
Если, конечно, выйдет…
Вряд ли недоразумение: голос — то — будто бы электронный, аэмоциональный такой голос — тот самый, из трубки…
Автоответчик: «не. надо. тебе. этим. заниматься.»
А чем таким он занимался?..
Просто выполнял свой гражданский, понимаете ли долг — распутывал хитросплетения жизни и смерти известного и любимого всеми журналиста, замечательного человека, профессионала высшей пробы, доброго гения Останкино Влада Листьева… Которого любили все. Гражданский и, если на то пошло — коммерческий долг перед Издателем, который вложил в него деньги…
Что тут такого?
Писатель, немного осмелев, повертел головой — и куда это его везут?
В Шереметьево, что ли? Что, сейчас на самолет посадят и — из страны?
Насилуя мышцы лица, чтобы изобразить хоть какое— то подобие улыбки, он со скрытым, почти безотчетным подобострастием спросил:
— А куда мы едем?
Спутники промолчали будто бы не расслышав вопроса. А может быть, и действительно не расслышали, может быть, они глухие, может быть, запрограммированные роботы с немигающими лампочками блевотного цвета?
Писатель попытался высвободить руку — она по— прежнему была заломана, но тут же ойкнул от боли.
— Не делай лишних движений, — ледяным голосом посоветовал тот, что сидел слева.
Ой, как больно — зачем же они ему руки — то ломают?
Не знают, что ли, что он — писатель, который тут, в Russia, больше чем писатель, и что ему над руками работать — писать, писать, писать, писать, издавать свои детективы — мелодрамы — триллеры как минимум стотысячными тиражами и писать, писать, писать, чтобы вновь издавать и…
И на хрена он в эту литературу полез?
Сидел бы лучше на Брайтоне, среди таких же, как и он, работал бы таксистом спокойненько… Ведь таксист в New York — не больше, чем таксист…
Уже темно, и улицы, которыми катит желтая «волга», совершенно незнакомы Писателю. Какие — то плавающие в черно — чернильной, как гематома, темноте окраинные микрорайоны, заводские трубы, бетонные коробки…
Боковые стекла запотели ничего не видно. И дождь начался, как назло.
Желтая «волга» движется плавно, с трудом преодолевая сопротивление заводненного пространства; точно подводная лодка среди донных ущелий, подсвечивая себе путь фарами — прожекторами, иногда освещая ближним светом встречно проплывающие субмарины с красными и оранжевыми хвостовыми огнями. Коралловые безлистные деревца, робко тычащие вверх, на поверхность поломанными пальцами, фосфоресцирующие прямоугольники в стенах ущелий, дождь только угадывается — по шуму над головой…
Еще минут десять — и автомобиль подъезжает к металлическим воротам; они тут же отодвигаются.
А впереди уже маячит какое — то здание — то ли ангар, то ли пакгауз, то ли небольшой завод. Еще одни ворота — прямо в стене, и тоже открываются сразу же, как по незримой команде…
Писателя вывели из машины и повели какими — то темными коридорами, бесчисленными переходами, лестницами.
Никак нельзя понять направление: вправо, влево, наверх, вниз? Коридор, налево, направо, лестница, два пролета вверх, три — вниз, еще один коридор, налево, прямо, еще одна лестница, переход на другую площадку, вверх на четыре пролета, вниз…
Все, судя по тому, что сопровождающие остановились как вкопанные — пришли.
Небольшая комната, похожая скорей, на камеру — окон нет, и синий, как в операционной люминисцентный свет безжалостно высвечивает каждый угол. Две табуретки, письменный стол — и все.
— Садись…
Писатель, робко взглянув на спутников, уселся за стол.
— Не сюда…
— К стене?
— Да.
Ну, спорить не приходится: Куда бедному аиду спорить с такими…
В провинциальном Сумове двенадцатилетнему Кузьме нечем заняться, кроме как ходить к деду, что служит швейцаром в отеле "Президент". Неожиданно в дорогой "люкс" заселяются важные гости. Мальчишка подслушивает их беседу и узнает, что в приграничной стране назревает военный конфликт, смещение власти в обмен на розовый бриллиант и возможность оказать им помощь. События развиваются так, что мальчик знакомится со службой президента, оказывается вовлеченным в расследование пропажи драгоценности, спасает ребёнка и находит его маму.
Количество новостей о "русском следе", о "вмешательстве русских", перешло все нормы. На фоне этого появилась идея создать юмористические рассказы про двух военных: капитанов Роджерса и Майерса, которые ездят по всему миру и пытаются найти тот самый "русский след".
Михаил Александрович Божесов – прокурор, карьерист, юморист, циничный философ и просто привлекательный мужчина – обустраивает свою жизнь, не жалея о людях, с которыми по долгу профессии сталкивается. Его жизнь – это череда неожиданных обстоятельств, которые Божесов с лёгкостью обращает в свою пользу…Но может ли человек, иногда преступающий закон, добиться высших должностей в государстве? И что движет им? Жажда денег, обиды молодости или сердечная травма?.. И так ли проста его жизнь?
Иногда для осознания надвигающейся беды достаточно открыть глаза и назвать вещи своими именами. Горькие слова – лекарство, сладкие слова – отрава, – гласит китайская пословица. Действие происходит в непростом настоящем и в зловещем будущем, которое вполне себе возможно. Если сидеть, сложа руки. Надеюсь, что эти горькие отчаянные рассказы станут своего рода прививкой для тех, кто способен думать. Или антидотом. И отравленных известными ядами в нашем стремительно наступающем будущем станет меньше. В оформлении обложки использованы личные фотографии.
Роман представляет собой остросюжетный политический детектив, в котором разоблачаются происки спецслужб капиталистических стран, направленные против ГДР и мира социализма в целом.
Роман Пьера Дэкса дает картину напряженной политической борьбы во Франции в те дни, когда колониальные войска потерпели поражение под Дьен-Бьен-Фу. Это событие заставило задуматься не только солдат и офицеров, но и всех честных людей, в которых Дэкс видит будущее своей родины.