Час ночи - [42]

Виталий переводил подозрительный взгляд с одного окна на другое, стараясь угадать, где же прожил Николай свои последние в жизни два дня.

В этот момент из подъезда выскочил Юра и, махнув рукой, сказал:

— Ошибка, товарищ начальник. Вон он, зараза, где выходит, видите? И на соседний дом прыгает. Так что потопали дальше.

По мере того как они продвигались от дома к дому, Виталий всё больше настораживался. Неужели?.. Неужели этот странный кабель приползёт в тот самый двор, в тот самый подъезд?.. Вполне возможно. Впрочем, в любом случае он укажет квартиру, где остановился Николай, — вернее, где ему велели остановиться. Интересно, кто же там живёт, что это за ловкач такой, который додумался и сумел оборудовать себе такой телефон, по которому его обычным способом и не разыщешь, и оплачивает все его междугородные переговоры по всяким спекулянтским делам само же государство, которое он грабит? Надо суметь придумать такой фокус.

Между тем кабель упрямо тянулся к знакомому двору. Виталий то и дело загадывал: «Вот если кабель сейчас свернёт за угол…» — и кабель сворачивал; «Вот если он с правой стороны обогнёт этот огромный дом…» — и он огибал тот дом именно с правой стороны. И в конце концов сомнений у Виталия не осталось. Да, кабель тянется именно в тот двор и скорее всего именно в тот подъезд, из которого Николай вышел в последний раз и с жильцами которого Виталий совсем недавно познакомился. Кто же из них окажется владельцем этого удивительного телефона?

И вот наконец, свернув за угол и пройдя совсем коротенький переулок, Виталий оказался у ворот знакомого двора.

— Фу-у… Кажется, добрались, — отдуваясь, удовлетворённо произнёс Юра и огляделся. — Это уже где-то здесь.

— Точно. Здесь, — подтвердил Виталий. — Я тебе даже покажу сейчас подъезд.

— Не, так не годится, — солидно возразил Юра. — Я должен сам к нему прийти. А потом уже и квартиру разыщем. Давай только сперва перекурим.

Они выбрали затенённую скамейку возле одного из подъездов и со вкусом закурили. Жарко было немыслимо, хотя день уже клонился к вечеру и по двору поползли тени. Рубашка Виталия промокла насквозь и неприятно липла к телу, между лопатками по спине катилась струйка пота. Да и устали оба изрядно. Тем не менее настроение у них было приподнятое — ещё бы, такое хитрое дельце распутали, не всякий бы сумел!

Блаженно откинувшись на спинку скамьи, Юра произнёс, жмурясь от косых лучей солнца, неожиданно пробившихся сквозь кроны высоких деревьев:

— Вот мы так сидим с гобой, курим. Простые вроде ребята, да? Пройдут тутошние жители и внимания не обратят. А кому-то из них наше появление тут тюрьмой обернётся, верно?

— Вполне возможно, — согласился Виталий. — Только у меня к тебе просьба: насчёт нашего открытия никому пока ни звука. Договорились?

— И моему начальству?

— И ему.

— Ну правильно. А то оно тут же даст приказ ликвидировать это подпольное хозяйство. А палку в муравейник совать ещё небось рано. Так, что ли?

— Ты, я вижу, не зря книжки про нас читал, — засмеялся Виталий. — Всё точно. Потому я тебя и прошу до поры до времени помалкивать.

— Будь спокоен. Могила. Мне и не такие тайны можно доверять, если хочешь знать.

Они докурили сигареты и поднялись со скамейки.

— Ну, следопыт, последнее испытание на твою долю, — весело сказал Виталий. — Прошу, маэстро.

— Усё будить, — в тон ему ответил Юра и локтями подтянул сползавшие брюки.

Они подошли к тоннелю ворот и, не спуская глаз с тянувшегося по стене кабеля, двинулись по двору.

Как и следовало ожидать, кабель, миновав продовольственный магазин, а потом ещё два подъезда, юркнул в третий, на который и собирался указать Виталий.

— Этот? — спросил Юра, останавливаясь. — Какой надо?

— Этот самый, — подтвердил Виталий. — Теперь только квартиру определи, будь добр.

— Сей момент! Какой может быть разговор?

Они зашли в подъезд. Кабель привёл их на третий этаж. «Студент, — мелькнуло в голове у Виталия. — Неужели папаша его сообразил? Или сам?»

Кабель между тем нырнул под распределительный щиток на площадке лестницы. Юра не без торжества вскрыл его, быстро, почти не глядя, нащупал какие-то провода и клеммы, потом окинул взглядом стену площадки и таинственным шёпотом сообщил:

— Всё, товарищ начальник. Вот эта самая. — И указал пальцем на одну из дверей.

В квартире жила пожилая пенсионная чета, которая жаловалась на шумные сборища у соседа-студента.

— Ну спасибо тебе, друг, — сказал Виталий, когда они с Юрой снова вышли во двор. — Теперь я твой должник. Если что надо будет, звони. Пиши телефон. Ну а уговор наш смотри не забудь. Ясно?

На улице они расстались.

Однако свой визит к пенсионной чете Виталий решил отложить. Надо было предварительно собрать хоть какие-нибудь сведения об этих людях.

Борис Иванович Губин оказался весьма колоритной личностью.

Самым примечательным были его две судимости. Одна, ещё в юные годы, до войны, за групповую кражу из ларька. Это можно было бы расценить — с некоторой натяжкой, конечно, — как прискорбный и случайный «зигзаг», этакий грех юности, если бы не вторая судимость, уже после войны, тоже связанная со злосчастным ларьком и, по странной случайности, на том же самом рынке.