Час нетопыря - [8]

Лючия вынимает из сумочки флакончик с жидкостью, смывающей маникюр, смачивает ею платок и красивыми длинными пальцами пробует стирать надпись на боеголовке. Цифры номера одна за другой пропадают, словно их и не было.

Челли явно доволен, хотя он не из тех, кто легко выдает свои чувства.

— Ну, сегодня нам везет, — произносит он, не отрываясь от руля. — Кто бы подумал, что эта чепуховина так хорошо смывает! Ты говоришь, Пишон, что эта штука не дает сейчас никакого излучения, или как это там еще называется?

— Ничего такого я не говорил, — заявляет Пишон. — И с конструкцией снаряда детально не знаком. Можно было бы все выяснить при помощи счетчика радиоактивности, которого у нас нет, потому что ты, Челли, счел его покупку напрасной тратой денег. Не первый раз у меня такие затруднения. А потом еще предъявляешь претензии.

Лючия резко отдергивает руку, в ужасе бросает платок и неподвижно застывает. В фургоне воцаряется мертвая тишина, которую нарушают только стоны Паушке.

Этот Пишон — настоящее чудовище. Придумал и смастерил приспособление, которое вывело из строя Главную сеть безопасности на Секретной базе, установил при помощи подслушивания, каков на базе порядок караульной службы. Определил дислокацию помещений и складов, раскрыл код главного въезда, одурачил дежурного офицера, а сейчас спокойненько говорит, что не разбирается в нейтронных боеголовках.

— Я читала, — прерывающимся голосом говорит Лючия, — что после этого облучения очень медленно умирают. И что это очень мучительно, потому что обезболивающие средства не действуют.

— Заткнись! — кричит Челли. — Начиталась всякой ерунды. Надо тебе опять всыпать. Уж я об этом позабочусь. Ну, а господин доктор снова оказался гением-кретином. Послушай, Андре, сколько, по-твоему, процентов за то, что это чертово свинство дает излучение?

Пишон на миг задумывается и заявляет в свойственной ему флегматичной и бесстрастной манере:

— Пятьдесят на пятьдесят. В принципе физических процессов в головке не происходит. Излучение возникает лишь в момент реакции плутония. Но у известного процента головок всегда есть какой-нибудь дефект в конструкции. Именно поэтому при их складировании соблюдаются самые строгие правила. Во-вторых, нельзя исключить, что при складировании головку предохраняют на случай… ну, скажем, ее вывоза не назначенными для этого лицами. На месте складирования было чересчур много кабелей, счетчиков и сигнализаторов, чтобы сразу в этом разобраться. Мне кажется, они должны были что-то придумать, чтобы обезопасить себя, допустим, от захвата склада десантом противника. Проще всего было бы сделать так, чтобы головки, без разрешения снятые с мест постоянного размещения, начали испускать излучение, причем достаточно большой силы. Но это лишь мое предположение. В точности я ничего не знаю.

— И ты только сейчас об этом говоришь? — тихо спрашивает Руди, и в его потемневших от гнева глазах появляется тот страшный блеск, который наводит трепет на самого Рыбу. — На черта твои дипломы, если ты таких важных вещей не знаешь? Кто поручится, что через час мы не начнем кровью блевать?

— Я первая, — шепчет Лючия. — Я сижу рядом и стирала надпись.

— Не думал, — с каменным спокойствием говорит Питон, — что вам это так небезразлично. Мы ведь все равно рано или поздно будем болтаться на виселице или нас упрячут в такое место, что впору мечтать о цианистом калии. От лучевой болезни помирают самое большее за неделю. На такой случай у нас припрятано порядочное количество морфия.

Снова наступает молчание.

— А кроме того, — не скрывая иронии, продолжает Питон, — вы, верно, помните, что было полчаса назад. Я предлагал вместе с этой штукой взять свинцовую рубашку. Это такой кожух, который надевается на ферму. Свинец с вплавленными внутрь графитовыми стержнями. Но Челли запретил, он ведь во всем разбирается. Может, этого не было?

— Что ты плетешь? — трясет головой Руди. — Этот кожух весит с полтонны, мы едва стянули его с фермы. Как можно было его забрать? И нам бы места в машине не осталось.

— Ничего не могу поделать, — отвечает Пишон. — Законы физики не обманешь. Это только наш «команданте» думает, что весь мир под его дудку пляшет. Может, теперь вы что-нибудь поймете.

— Постой, — говорит Рыба. — Значит, ты знал, что есть опасность облучения, и нас не предупредил?

— Во-первых, такая возможность еще не доказана. Я только что пытался вам это объяснить. Во-вторых, я отчетливо потребовал взять кожух, но меня, разумеется, не послушали. Пишон хорош, когда надо головой работать, но, как последний из солдат, должен подчиняться нелепым приказам. В-третьих, меня удивляет ваша внезапная любовь к жизни. Революционеры, подпольщики, бойцы, а если до чего дойдет, из вас сразу прет мелкая, буржуазная душонка.

— С тобой надо разделаться, — взрывается Челли. — Вредная ты сволочь! Сукин сын и паршивец! Может, работаешь на легавых и решил нас прикончить? Ладно. Еще посчитаемся. Теперь все заткнитесь. Бросаем барахло и смываемся.

Они проезжают через Майергоф, небольшой сонный городишко. Челли тормозит, сворачивает в узенькую улочку, минует школу и кино, снова делает поворот.