Час нетопыря - [11]

— А как у них с транспортными средствами? — спрашивает Пионтек.

— К сожалению, насколько мне известно, они располагают лишь легкими полевыми средствами передвижения.

— Так чего вы нам головы морочите? Время идет, господа.

— Простите, господин полковник, — говорит майор Штам, — но я хотел бы снова вернуться к своему предложению, дополнив его тем вариантом, который соблаговолил здесь изложить коллега Вибольд. Если вы созовете двадцать доверенных офицеров, разумеется членов нашей организации, я за четверть часа переодену их в солдатские мундиры. Одновременно дежурный по дивизии, то есть капитан Вибольд, даст водителям приказ подогнать четыре машины к зданию штаба. Затем штабная машина отвезет водителей обратно в казармы. За это время мы, в солдатских мундирах, примем машины и отправимся на базу, где при помощи кранов погрузим предметы специального назначения. После этого мы выведем машины в условленное место, неподалеку отсюда. Ящики с боеголовками будут запломбированы. Там примут груз солдаты части особого назначения, о которой говорил капитан Вибольд. Тем временем мы вернемся в штаб, переоденем мундиры и предпримем, так сказать, срочные и энергичные следственные действия в связи с налетом на базу. Разумеется, для этого потребуется согласие и умение хранить тайну со стороны командира части. Будет ли этот человек сочувствовать нашим целям, если о них догадается?

— Неужели вы думаете, — смеется капитан Вибольд, — что в части особого назначения подбирают коммунистические элементы или слезливых пацифистов?

Офицеры дружно одобряют план майора Штама. Подполковник Пионтек его уже принял, но остается еще несколько вопросов.

— Боеголовкам ничто не угрожает, если их снять с места складирования?

— В принципе нет, — отвечает заместитель командира дивизии по технике подполковник Фретциг. — С той лишь оговоркой, что у какого-то числа боеголовок могут быть обнаружены неисправности в конструкции. Пока боеголовка находится на складе, вероятность внезапной вспышки радиоактивности невелика, в сущности равна нулю. После отсоединения боеголовки от автоматического контроля за радиоактивностью и от устройства, блокирующего плутониевый заряд, опасность может оказаться статистически большей.

— Как вы расцениваете вероятность такой случайности?

— Американскими нормами предусмотрено, что в одной боеголовке из ста могут иметь место отступления от параметров.

— Нас же интересуют лишь десять ракет, а значит, вероятность равна одному на тысячу. Я правильно считаю?

— Так точно, господин подполковник.

— Хорошо. Тогда следующий вопрос. Достаточно ли четырех машин для перевозки десяти боеголовок?

— Грузоподъемность каждой машины — шесть тонн. Если общий вес боеголовок не превысит пяти тонн, затруднений не будет. Но это значит, что мы сможем взять только одну боеголовку мощностью в триста килотонн, которая весит больше восьмисот килограммов. Надо учитывать и вес фермы, а в первую очередь вес свинцового кожуха каждой боеголовки.

— Вот именно! — восклицает майор Кирш. — А те, кто похитил маленькую боеголовку, взяли свинцовый кожух?

— Нет, и это удивляет, — говорит подполковник Фретциг. — Они производят впечатление людей, в совершенстве знающих ядерную технику, а пренебрегли такой элементарной предосторожностью.

— Значит, они погибнут от радиации? — спрашивает Вибольд.

— Неизвестно. Это зависит от экземпляра боеголовки.

— Но в таком случае придется взять с собой брошенный кожух. Если его кто-нибудь обнаружит, будут неприятности.

— Правильно, — говорит Пионтек. — Итак, совещание закончено, господа офицеры. Слушайте боевой приказ. Да, господа, боевой. Прошу сверить часы. Сейчас семь тридцать четыре. В восемь пятнадцать, с точностью до минуты, сбор в правом крыле штабного здания. Майор Штам приготовит солдатские мундиры…

— Сколько, господин подполковник? — не скрывая улыбки, спрашивает Штам.

— Ну, скажем, двадцать. Вы сами назвали это число. А теперь — за дело.

IV

Чтобы вывести из строя Главную сеть безопасности на Секретной базе № 6, доктору Пишону пришлось работать три месяца, но, как обычно с ним бывало, идея родилась однажды утром, буквально за секунду.

Наряду со многими странностями Андре Пишону-Лало присуща была редкая особенность, которая заключалась в том, что на двенадцатом году жизни он почти перестал спать. Врачи тогда долго этому удивлялись, пока Андре не махнул рукой на медицину. Огромный чердак, который он снимал на старой вилле в предместье Дюссельдорфа, был приспособлен к образу жизни его обитателя и разделен на три части в соответствии с тремя основными занятиями Пишона.

В первой части размещалась домашняя лаборатория, оборудование которой привело бы в волнение все полиции Европы. Вторая часть была отведена под библиотеку, где комплекты порнографических журналов соседствовали с работами по теоретической физике, а стихи Гёльдерлина стояли рядом с учебниками физической химии. Третья часть чердака именовалась «медвежьей берлогой». Там был поломанный стул, на полу лежали звериные шкуры и стоял огромных размеров старомодный письменный стол. Не было ни одной книги, никаких репродукций, вообще не было лишних предметов. Пишон утверждал, что они мешают человеку сосредоточиться, и, пребывая в «берлоге», он испытывал бы к ним ненависть. Являясь туда около полуночи, мучаясь бессонницей, он оказывался один на один с собственными мыслями и идеями. Это продолжалось до рассвета, когда доктор Пишон забывался недолгим, примерно часовым, тревожным сном.