Час испытаний (с илл.) - [75]

- Но вместе с подлодкой погибло много людей.

- Сколько?

- Больше сорока человек.

- Жаль, что так мало!

- А вы жестоки. На лодке были не только немцы. Ее командир пригласил на ходовые испытания союзных офицеров. Только случай удержал меня сегодня на берегу.

- А чем вы лучше тех, кто был на этой лодке? - вдруг разозлилась Галка. - Вы такой же…

- Галя, прекрати! - перебил ее Кулагин.

- Это я виноват, - снисходительно усмехнулся дель Сарто. - Я уклонился от темы нашего разговора. Оставим пока «Фатерланд». С чего я начал? Ах, да - со спектакля. Должен вам сказать, Сергей Павлович, я был удивлен, услышав вас сегодня в «Паяцах». Возможно, я слишком строг. «Паяцы» - моя любимая опера, но, мне кажется, то, что вы сделали с Канио - просто кощунство. Вы выхолостили из этого образа основное - жизнь. Я уже не говорю об игре, но ваш голос был мертв.

- Надеюсь, вы пришли не за тем, чтобы сказать мне это?

- Как знать? - улыбнулся дель Сарто, выпуская изо рта густое облако дыма. - Может и за этим. Сегодня, слушая вас, я вспомнил лучшего Канио, какого мне довелось видеть и слышать. Говорят, что лучшие теноры мира рождаются в Италии. Но тот Канио, о котором я говорю, был русским. И пел он не в знаменитой Миланской опере, а на клубной сцене. Было это за несколько лет до войны. В ту пору я подвизался в СССР на поприще помощника итальянского военно-морского атташе. - Дель Сарто выбил пепел в чугунную пепельницу и снова набил табаком трубку. - Однажды мне случилось быть на торжественном вечере, посвященном годовщине революции. После официальной части был дан концерт силами самодеятельности Балтийского флота. Слушатели высшего военно-морского училища давали «Паяцев» на итальянском языке. Признаться, я вначале отнесся довольно скептически к постановке оперы непрофессиональными артистами. Но когда подняли занавес, я забыл, что на сцене любители, я оставил без внимания плохой итальянский язык солистов, я вообще забыл, что передо мною сцена. И виной тому был артист, исполнявший роль Канио. Он был необычен во всем - в игре, в гриме, в костюме. Это не был знакомый мне Канио в пышном шутовском наряде, над которым не один час потели театральные костюмеры, - провинциальный клоун в нехитром, видавшем виды костюме; скупо и грубо наложены краски на усталом немолодом лице; обожженные солнцем морщины проступали сквозь его грим. Нищий странствующий паяц. У него ничего нет, кроме последней, уходящей любви… И я понял: таким, только таким видел Леонкавалло своего Канио. - Дель Сарто слишком глубоко затянулся и поперхнулся дымом. Но это не смутило его, откашлявшись, он продолжал: - У того артиста был великолепный голос, и он в совершенстве владел им. К тому же он обладал редким чувством образа и свой голос целиком подчинял этому чувству. Когда он плакал, у людей в зале наворачивались слезы, а там сидели далеко не сентиментальные люди. Я был потрясен. Я не верил, что Канио играл любитель. Тогда сопровождавший меня русский морской офицер предложил пройти за кулисы и познакомиться с курсантом высшего военно-морского училища Виноградовым, исполнявшим партию Канио. К сожалению, знакомство не состоялось. Когда мы подходили к артистическим уборным, кто-то крикнул: «Главстаршину Виноградова - в ложу комфлота». Я только мельком увидел плечистого моряка, который пробежал мимо, меня, стирая с лица остатки грима. Но я успел заметить на рукаве его форменки красную рубку с перископом - эмблему, понятную подводникам всего мира. Я еще подумал тогда, что больше не услышу этого безусловно талантливого певца. «Он рожден для большой сцены, - сказал я себе. - Но ему суждено служить иному искусству».

Дель Сарто погасил трубку и спрятал ее в карман.

- Вы хороший рассказчик, - сказал Кулагин, вставая места, - но поймите, что мне и моей жене сейчас не до истории из сценической жизни. Честно говоря, я плохо слушал вас. Скажите откровенно, вы хотите помочь Галине?

- О Галине не беспокойтесь. Ей посчастливилось - она встретилась со мной. А вот вам, Сергей Павлович, не повезло, как ни странно, по той же причине.

- Я вас не понимаю.

- Тогда мне придется вернуться к историям из сценической жизни. Хотите курить? - он достал из кармана и положил на стол пачку сигарет.

- Достаточно того, что накурили вы, - не особенно любезно отозвался Кулагин. Он подошел к массивной двери, ведущей в спальню, и открыл ее. - Пусть туда выходит дым.

- О, мы скоро уйдем, - улыбнулся дель Сарто. Он тоже встал и большими шагами прошелся по комнате, словно мерил ее в длину. - Мне осталось сказать немногое. Речь пойдет все о том же певце. Я уже говорил, что не надеялся больше услышать его необыкновенно выразительный голос, голос, который трудно забыть и невозможно спутать с другим. Однако судьбе было угодно иное. Несколько дней назад я вновь услышал его.

Он остановился около Кулагина и сказал негромко, явно рассчитывая на эффект:

- Вы могли бы стать оперной знаменитостью. Но вы решили играть в спектакле, который ставит сама жизнь, и, надо сказать, начали неплохо. Однако два дня назад во время нашей прогулки к скалам Корабельного поселка вы допустили серьезный просчет, понадеявшись на то, что я не сумею отличить в воде певца от водолаза. К тому же вы слишком ловко бросаете ножи, капитан-лейтенант Виноградов.