Чары - [27]

– Твой отец, – сказала Магги Эмили, – из-за своей невоздержанности повинен в ужасной истории.

– Что значит – невоздержанность? – спросила Магги.

– Это значит, что твой отец – пьяница, – Эмили была теперь спокойней; хотя болезненная припухлость глаз предательски выдавала ее, манера поведения была почти ледяной в своей бесстрастности. – Ты понимаешь, что такое – пьяница?

– Уверена, она понимает, – быстро вмешалась Хильдегард. Она тоже владела собой почти так же, как всегда, но лицо ее было бледнее, чем обычно, и ловкие руки с широкими пальцами чуть-чуть дрожали.

– Тебе самой не раз пришлось быть свидетельницей его безволия… он всегда потакал своим прихотям, – продолжала бить в одну точку Эмили, тон ее становился все жестче. – К несчастью, твой отец никогда не выказывал особой любви к тебе и Руди – не говоря уже о своей жене и матери.

Теперь Эмили смотрела дочери прямо в глаза.

– Так что больше нет никакого смысла скрывать от тебя правду, так, Магги?

– Да, мама, – Магги ждала в тревоге.

– Правда состоит в том, что он навлек бесчестье на нашу семью и впутал нас в грязный скандал, и навсегда покинул наш дом.

– Нет!

– Боюсь, что это правда, хотя и отвратительная.

– Но он никогда не сделает этого! – лицо Магги стало белым, как мел. – Папа никогда не бросит меня!

– Сделает. И уже сделал, моя дорогая, – отрезала Эмили. – И теперь ты должна забыть его.

– Никогда! – обжигающие слезы подступили к глазам Магги.

И тут опять вмешалась Хильдегард.

– Конечно, ты не можешь совсем забыть своего отца, – сказала она более мягко. – Но твоя мать поставила тебя лицом к лицу с голыми фактами только потому, что мы обе чувствуем – ты уже большая храбрая девочка, и мы не хотим тебе лгать.

Она сделала паузу.

– Поверь, это ужасно шокировало всех нас. Твой отец – мой единственный сын, Магги – я люблю его так же, как и ты.

– Он не стоит любви, – эфемерное спокойствие Эмили начало покидать ее, и голос дрогнул от горечи.

– Но я по-прежнему не знаю, что произошло, – выкрикнула Магги. – В какой скандал он впутал семью? И куда он уехал?

Она умоляла их обеих.

– Куда его увез Максимилиан? Я знаю – он не хотел уезжать! Я видела это по его глазам…

– Куда уехал твой отец – не тебе знать, – резко оборвала ее Эмили, желая положить конец разговору. Голова ее разрывалась – она была почти больна. – Александр Габриэл – порочный, отпетый человек, настоящий грешник.

– Нет! – голос Магги стал пронзительным от отчаянья. Она бросилась к бабушке. – Скажи ей, Оми, скажи! Скажи, что папа – не порочный. Это она – она сама порочная, если так говорит!

Правая рука Эмили уже была готова хлестнуть дочь по щеке, но она совладала с собой. Хильдегард стояла рядом с ней, резко выпрямившись. Она колебалась, но не говорила ничего.

– И ты не смеешь больше упоминать о своем отце в моем присутствии, – проговорила Эмили, разворачиваясь, чтобы покинуть комнату.

Она не станет есть лэнч; она думала, сможет ли она вообще опять когда-нибудь есть.

– Никогда, ты слышишь меня?

– А мне все равно! Мне неважно все, что ты говоришь! – Магги теперь уже просто кричала. – То, что будто сделал папа! Мне ВСЕ РАВНО – я тебе не верю!

– Магдален, – стала выговаривать ей Хильдегард. – Не говори с матерью в таком неуважительном тоне.

– Но ведь она лжет про папу – и она заставила его уехать от нас!

– Нам всем крупно повезло, что он уехал, – сказала Эмили, и ледяное спокойствие опять возвратилось к ней.

Магги пыталась докопаться до правды, но все было безуспешно – слуги были строго проинструктированы, и ни няня Руди, ни фрау Кеммерли, ни Максимилиан не сказали ей ничего, чего бы ей уже не говорили. Шофер жалел девочку, но он служил в Доме Грюндли уже много лет, и его преданность хозяевам была абсолютной.

Это была первая мука в коротенькой жизни Магги, и она была совершенно бессильна что-либо изменить. Она презирала их всех, она обижалась и негодовала, но Магги не могла не понимать одну горькую вещь – ей было всего семь лет, и для них она была всего лишь ребенок, которому можно было не объяснять ничего, или лгать, считая, что она не имеет права требовать правды. Конечно, она никогда не считала своего отца святым. Но он был такой восхитительный, от него всегда веяло весельем и теплотой, так часто он смеялся с нею взахлеб, ласкал ее, баловал – он любил ее. Никогда – даже на секунду, Магги не поверит, что ее папочка – тот порочный человек, о котором говорила ее мать. Это гнусная ложь. Но никому на свете не было до этого дела, он был не нужен никому, всем наплевать на то, что случилось с Александром – кроме Магги и, может, еще Опи; и она знала – хотя никто не говорил ей об этом – что ей больше не позволят навещать Амадеуса. Что касается Руди, он, конечно, задавал вопросы об исчезновении отца – но мальчик всегда был любимцем Эмили, ее сладким малышом, и в его годы он, казалось, больше думал о настоящем, о том, чем была заполнена его жизнь, а не жалел о том, что утратил.

Магги угадала верно. С отъездом Александра пришел конец ее поездкам в Давос. Она с болью поняла, что потеряла тех двух единственных на свете людей, которых она любила по-настоящему. И эти явные несправедливость и жестокость превратили ее в постоянного и неумолимого судью матери. Если раньше причина проделок Магги коренилась в бьющей через край энергии и потребности жизни, то теперь ее упрямство и непослушание шли от несчастья и полного одиночества – а еще, от чувства, которого она никогда раньше не знала.