Чары колдуньи - [4]

Глава 1

Киев, полянская земля, 894 год, весна

Князь Аскольд стоял на уступе крутой тропы, ведущей с вершины Горы к Подолу, и смотрел на приближающиеся лодьи. Рослый, в красном плаще, в шапке, отороченной куницей и покрытой византийским самитом с золотым шитьем, он ждал, сложив руки на груди, но так, чтобы дорогой франкский меч, отцовское наследство, был хорошо виден. Позади него теснилась дружина. В первых рядах выстроились нарочитые мужи — иные из знатных полянских родов, иные с козарской, варяжской либо саварской кровью в жилах. Тем же разнообразием отличались и кмети, расположившиеся еще дальше, — как и его отец, князь Аскольд держал при себе постоянную дружину, хоть и небольшую, но не знающую иной семьи и преданную только ему: кмети считались младшими членами его рода и потому носили звание детских. Здесь были русобородые поляне, иные из которых носили усы и длинный клок волос на макушке выбритой головы по примеру козар и саваров, сами козары в суконных кафтанах и с саблями у пояса. Варягов не было: старые хирдманы князя Дира давно покинули земной мир, а их потомки, родившиеся от полянских женщин, обликом и речью почти не отличались от прочих местных уроженцев. Даже язык своих северных предков Аскольд знал гораздо хуже, чем его третья жена, княгиня Дивомила, выросшая на берегу Варяжского моря, — ему было не с кем здесь на нем разговаривать. Варяги, иногда добиравшиеся сюда по торговым делам, как правило, говорили по-словенски, из-за чего в более дальних западных землях, у чехов и ляхов, их тоже считали словенами и плохо понимали разницу между собственно словенами и русью.

Сегодня он вышел на берег, получив весть о прибытии деревлянского обоза. Через Днепр, а значит, через Киев деревляне сбывали на юг и восток свои товары и поэтому были вынуждены поддерживать с полянами хоть какое-то подобие мира. В прежние годы они не раз пытались захватить выгодное место, и порой им это удавалось. Более тридцати лет назад деревлянский князь Володимер Бориполкович захватил Киев и перебил всю дружину князя Святослава с ним самим во главе. Но так случилось, что именно в это время из-за Греческого моря вернулся северный вождь Ульв по прозвищу Зверь, то есть Дир на северном языке[1]. Зная, что за время этого похода его сородичи-свеи были изгнаны из Ладоги восставшими словенами, и понимая, что возвращаться ему некуда, он заключил союз с полянами и при их поддержке одолел Володимера деревлянского. Старшая дочь Святослава, Елинь, в то время уже была замужем и имела детей, но младшая, Придислава, оставалась в девушках. Ульв Дир взял ее в жены, и вече, которое собрали оставшиеся в живых поляне, признало его своим князем. С тех пор он, опираясь сначала на свою заморскую дружину, а потом на окрепших полян, вполне успешно оборонял днепровские кручи от посягательств, потому и сумел прокняжить полтора десятилетия и передать власть сыну. Но и деревляне не забыли тогдашнего поражения, и нынешний князь Мстислав Володимерович не терял надежды сделать то, что не удалось его отцу.

Напряженный взгляд Аскольда, скользя по приближающимся лодьям, довольно скоро нашел крепкого молодого парня — не выше среднего роста, но плечистого, из-за чего он даже казался слишком широким, с круглой головой, крупными грубоватыми чертами лица, благодаря чему выглядел старше своих восемнадцати лет. Княжич Борислав Мстиславич был некрасив, но сила и твердость, даже норов, отражавшийся во всем его облике и в выражении лица, заставляли с ним считаться. Цветные греческие шелка и прочую дребедень он презирал, носил простую, зачастую некрашеную потрепанную одежду, мало чем отличавшуюся от рубахи и портов любого отрока, и только на пиры и жертвоприношения будто через силу одевался так, как пристало наследнику княжеского рода. Вот и сейчас князь Аскольд не распознал бы княжича среди прочих гребцов, налегавших на весла, если бы не знал его в лицо. Но уж это лицо он знал очень хорошо! Не было для него на свете человека более ненавистного, чем тот, кто, не скрываясь, собирался сделаться его наследником!

Лодьи подходили к берегу, приставали вдоль длинной полосы, выискивая себе свободное место среди стоявших тут лодей и долбленок, — сейчас, весной, торговля оживилась и киевский Подол ежедневно был заполнен народом, суденышками и разнообразными товарами. В теплую пору года торговые гости раскидывали здесь шатры, ставили шалаши, иные копали землянки, которые зимой оставались необитаемы. Но уже было тут и несколько прочных строений: кузница, гостиные дворы для наиболее богатых купцов, в основном козар. В прошлом году ладожский воевода Велем, родной брат княгини Дивомилы, выстроил большой дом навроде тех, что стояли в Ладоге, и при нем клеть для товаров. За крышами и навесами уже было не видно самого берега: прежде пустая отмель, Подол в разгар лета становился похож на целое поселение под киевскими горами. На Варяжском море такое торговое поселение, без укреплений, оживленное по большей части летом, называли словом «вик».

Жители и пришлый торговый люд сбежался поглядеть на приезжих, над Подолом висел гул, раздавались выкрики. И выкрики эти были не слишком дружелюбными — от княжьей дружины все знали, что случилось зимой и почему князь снова сердит на деревлян. Их здесь не любили даже сильнее, чем на севере варягов. С заморскими пришельцами волховские словены то ссорились, то мирились, но поляне и деревляне, происходя от общего корня и проживая в непосредственной близости, обречены были на борьбу до тех пор, пока одно племя окончательно не одолеет и не поглотит другое.