Чары кинжала - [14]

— Папа, тебе жаль его?

— Да. И вот что, милая… Никто во всем Дэверри больше тебе в таком не сознается… Мне жаль каждого из убитых мною, и эта мысль не дает мне покоя. Но у каждого человека своя судьба, и никто не в силах изменить ее, а тем более — чужую. Однажды моя собственная Судьба настигнет меня, и она будет такой же, как у всех, убитых мною. Это сделка с богами. Все солдаты погибают. Ты понимаешь, о чем я?

— Вроде как твоя жизнь — за их жизни. Так?

— Да, именно. Больше ничего человеку не остается.

Джилл почувствовала себя значительно лучше. Рассуждения Каллина о неотвратимости Судьбы были ей понятны.

— Мне остается только честь, в моей сделке с Судьбой, — продолжал Каллин. — Я тебе уже говорил: не предавай себя. Если обстоятельства потребуют от тебя совершить бесчестный поступок, вспомни своего отца: бесчестье принесло ему… долгую дорогу и презрение в глазах людей.

— Но разве это не было твоей судьбой — стать кинжалом?

—  Нет, — губы Каллина тронула горькая улыбка. — Человек не может сделать улучшить свою судьбу, но вот сделать ее хуже — вполне ему по силам.

— А кто творит Судьбу? Боги?

— Нет. Судьба сама правит богами. Они не могут изменить человеческую судьбу, и не имеет значения, как много человек молится и приносит жертв. Помнишь сказание о Гвиндике, жившем во времена Рассвета? Богиня Эпона пыталась сохранить ему жизнь, но Судьба была против. Она метнула копье в проклятых руманов, но Гвиндик обернулся — и копье угодило в него.

— Да, и он принял смерть молча. Но тот парень, которого ты убил, кричал.

— Я слышал. — Лицо Каллина опять стало спокойным, таким, каким оно было во время сражения. — Но не презирай его за это. Я уж точно не стану.

Джилл задумалась на мгновение, затем прислонилась к его плечу. Каллин обнял ее и крепко прижал к себе. Он все-таки был ее отцом… и больше у нее никого не было в этом мире.

В сумерки вернулся герольд. После переговоров с герольдом и тирином, советник Глин разыскал Каллина:

— Лорд Инис будет просить о мире завтра утром, и тирин Браэд даст согласие.

— Благодарение всем богам, — откликнулся Каллин. — Тогда мы с Джилл двинемся дальше.

Этой ночью Джилл спала на одной кровати с отцом. Она прижалась к его широкой спине и старалась не думать о сражении, но во сне видение настигло ее. Она снова подбежала к Каллину и снова увидела мертвого юношу. Всмотревшись внимательнее, Джилл вздрогнула: Айва стояла на месте отца — такая, какой Джилл представляла ее в своих грезах: высокая и стройная, с золотым нимбом вокруг головы и длинным копьем в руке. В другой руке она держала щит с изображением луны в ее темной фазе. Джилл знала, что она не может видеть луну, если она темная, но во сне всякое случается. Чтобы не показать Айве, что она испугалась, Джилл заставила себя смотреть на убитого юношу. На ее глазах тело исчезало, сливаясь с землей. Через несколько мгновений не осталось ничего, кроме свежей травы, густой и зеленой. Когда она посмотрела на Айву, та улыбалась ей, а на щите появилось изображение полной луны.

Джилл проснулась и услышала ровное похрапывание спящего рядом Каллина. Девочка еще раз вспомнила весь сон от начала до конца, чтобы не забыть. Сама не зная почему, она была уверена, что это очень важно.

Семь долгих лет, с того дня, как жаворонки дали ему знак на побережье, Невин бродил по королевству в поисках младенца, носившего в душе его Судьбу. Ведь силы двеомера ограничены, и никакой маг не в силах колдовством отыскать человека, которого никогда не видел во плоти. Доверившись удаче, он взял свою верховую лошадь и мула, нагруженного травами и лекарствами, и отправился в дорогу с намерением лечить бедный люд, постоянно переезжая с места на место. Сейчас, когда второе лето было на исходе, он ехал по дороге, ведущей в Кантрай, город, расположенный в северо-восточной части королевства. В городе у него был хороший друг, аптекарь Лиден, у которого можно переждать зиму.

Дорога на Кантрай бежала среди бесконечных холмов, поросших травой, кое-где в затененных долинах виднелись белые березки. В один из таких славных деньков он ехал медленно, не подгоняя коня, в то время как мул тащился сзади с поклажей. Он был погружен в размышления и пребывал в состоянии, близком к трансу. Невин думал о женщине, которая для него навсегда останется Бранвен, хотя теперь она стала ребенком с совсем другим именем. Неожиданно его размышления были прерваны топотом копыт: отряд всадников быстрой рысью спускался с холма и направлялся в его сторону. Их было около двадцати человек. Щиты, висевшие на ремнях по обе стороны седла, были украшены гербами с изображением серебряного дракона, символа Аберуина. Всадники скакали позади молодого паренька. Один из них крикнул Невину, чтобы он посторонился и освободил дорогу. Тот поспешно развернул коня, отъезжая вправо, но мальчик поднялся в стременах и дал приказ отряду остановиться.

Ругаясь вполголоса, под стук копыт и лязг металла, всадники выполнили приказ. Когда Невин подъехал ближе, то с изумлением обнаружил, что юный господин велит своим спутникам самим отойти к обочине, чтобы дать дорогу старому травнику. Мальчик, на вид не старше десяти лет, был в парадном серебристо-голубом плаще Аберуинов. Невина поразила необычайная красота ребенка. У мальчика были иссиня-черные вьющиеся волосы, большие синие глаза, тонкие черты и нежный, почти девичий рот. Невин остановил коня и поклонился: