Чародей с гитарой. Том 2 - [227]

Инфернальная музыка

Посвящаю эту книгу Вон Хансен, которая напряженно трудится, чтобы легко работалось другим.

В том числе и мне.

Глава 1

Оно впервые появилось в Л'боре. Или в Линчбени? Или?.. Впрочем, место и время действия не играют роли. Важно лишь то, что оно — ОНО — обладало уникальными свойствами. Иными словами, было единственным в своем роде. Оно кочевало с места на место, всякий раз эффектно заявляя о себе и впечатываясь в память каждого встречного-поперечного. Целиком погруженное в себя, оно бесцельно блуждало по Колоколесью, и те, чья тропа пересеклась с его тропой, после улыбались, не осознавая, отчего рот растягивается до ушей.

И, поскольку явление было вполне доброкачественным, не несло трагических последствий, как слухи о грядущих смертях и катаклизмах, вести о нем поначалу распространялись неспешно. Оно никому не причиняло хлопот и не вызывало острого желания, развесив уши, слушать байки о его похождениях. Или искать объяснения ему. Или гадать, каков его сокровенный смысл. В лучшем случае, оно ненадолго пробуждало любопытство и провоцировало на беседы — так, мимолетный отдых от забот будничных. Приятно ведь иногда поболтать о чем-нибудь отвлеченном, уютно расположившись на лавочке перед хижиной, или пещерой, или берлогой, или норой.

Когда с явлением столкнулись барсук Фледжир и его приятель сервал Инвец (вернее, когда явление столкнулось с ними), они вовсе не были заняты деятельностью, заслуживающей эпитета «серьезная».

Если строго придерживаться фактов, они сидели бок о бок на травянистом бережку одного из самых скромных притоков реки Вертихвостки, и происходило это столь же ясным, сколь и полезным для здоровья летним утром. Над водой, в полном соответствии с повсеместным, испытанным временем рыбацким обычаем, склонялись удочки. Посвящая досуг сему занятию, друзья выказали небывалую предусмотрительность и целеустремленность. Иными словами, они даже наживку на крючки насадили.

Спина Фледжира упиралась в ствол услужливого дерева, большая шляпа с вислыми полями, без которой он не выходил из дому в жаркое утро, была надвинута на лоб и почти целиком закрывала морду. Верхние лапы лежали на груди крест-накрест, нижние — закинуты одна на другую, коричневые парусиновые штаны пузырились на коленях.

Инвец, демонстрируя поразительный всплеск энергии, придерживал лапой удилище и даже покачивал его, заставляя поплавок скакать по безмятежной воде. В отличие от приятеля, он не дремал, а посматривал одним оком на зеркальную гладь. Близился полдень, рыба появлялась редко. Не самое подходящее время для рыбалки, а может, как раз наилучшее — все зависит от точки зрения. Собственно, парочка не для того вышла на лоно природы, чтобы вернуться с уловом. Она просто воспользовалась надежнейшим и древнейшим предлогом, чтобы сбежать из дому. В рыбалке, вопреки мнению некоторых, гораздо важнее не результат, а процесс. Вернее, процесс — он и есть результат.

Друзья были на берегу совершенно одни, не считая лежащей рядом холщовой сумки со снедью и выпивкой. Сервал лениво согнал пчелу, по недомыслию принявшую длинное заостренное ухо за леток родного улья. Обиженное насекомое улетело, но его место в звуковом спектре не пустовало ни секунды, и это заставило Инвеца, озадаченно заморгав, слегка разогнуть спину.

— Слышишь?

Барсук не потрудился приподнять шляпу и посмотреть.

— Слышу. Кажись, это с дороги.

Инвец нахмурился, его длинные усы поникли. Лесная дорога, почти параллельная речушке, пролегала довольно далеко, а источник звука находился совсем рядом.

— Не похоже… Ага! Опять!

Он еще выше поднял голову, забыв об удочке и позволив ее концу окунуться в воду. Открылся второй глаз.

— Что бы это ни было, мне нравится, — заявил навостривший ухо Фледжир. Впрочем, ухо он навострил в фигуральном смысле, единственной заметной реакцией было движение нижних лап — левая легла на правую. Он надеялся обойтись минимумом физической активности — если только какая-нибудь рыбешка не прельстится наживкой, что с ее стороны будет просто хамством. — Но все-таки это должно быть на дороге. Где ж еще?

— Какая-то музыка! — решил Инвец. — Вот только инструмент не могу узнать.

Сколь ни досадно было барсуку отвлекаться от блаженного ничегонеделания, он покорно вздохнул и напряг слух. Вселенское безразличие на его морде сменилось глубокой задумчивостью.

— Флейты-карильоны, — заявил он наконец. — В сопровождении… колокольчиков? Не один инструмент, это точно.

— Пожалуй… — Инвец смотрел влево. — Только я не вижу ни одной из этих штуковин.

Фледжир недовольно поджал губы в прохладной тени широкополой шляпы.

— Хорошенько смотри. Видишь музыкантов?

— Ни музыкантов, ни инструментов.

— Так что вообще ты видишь?

— Музыку, — ответил сервал. — Правда, я еще ни разу в жизни не видел музыку.

— Что за ерунда?

Барсук завозился, пытаясь сесть.

— Осторожно! — предупредил Инвец. — Она очень близко! Можешь прямиком в нее влезть.

— Урр… Во что я могу влезть?

Яркий свет над кромкой берега заставил раздраженного Фледжира заморгать.

— Я же сказал: в музыку.

Как Инвец говорил, так и было. Фледжир поймал себя на том, что таращится, разинув пасть, на сияющую полупрозрачную горстку звуков. Они лениво витали в теплом утреннем свете не далее чем в локте от его физиономии. Каждый раз, когда звучала музыка, в воздухе бесшумно взрывались крупицы радужного сияния. И угасали, когда музыка таяла, как сходящий с озера морозным утром туман. Пока барсук пялился, розоватое облачко выдало очередь колокольных перезвонов.