Чардым остров - [16]
А на кого же ещё смотреть то, кроме Митьки бабка одна старая на автобусе том прибыла, ну не на неё же этой красавице смотреть… Рулевой барку подвёл к мосткам хлипким, что причалом гордо называли, моторист грязный, как чёртик и молоденький, моложе Митька нашего, выскочил откуда-то снизу, канатом-концом закрепил барку к причалу и к бабке подскочил…
– Бабуля! Давай помогу…
И сумари бабки той с баулами перетаскивать от автобуса в барку стал. А Митька так и не придумал пока с чего же разговор с этой дамой-барышней начать.
Вдруг собачка от ног её, девушки этой собачка, как Митька на борт поднялся, так и кинулась брюки Митьковы обнюхивать. Белая такая, пушистая собачка, шерсть-волосы глаза закрывают собачке, носом смешно туда-сюда. Выручила собачка Диму. Дима и подсел рядом к той, от кого взгляда оторвать не мог, и спрашивает:
– Девушка, а как собачку Вашу зовут?
– Леси её зовут, а меня Марина…
– Марина? А меня Дима…
Митёк осмелел сразу, взгляд его остановился на часиках на руке Марины. Что-то было не так…
– Мари, а что это у Вас часы отстают?
И за руку взял её, Марину эту, от неожиданности…
– Я не Мари: – девушка ему ответила, – а если тебе, Дима, трудно много букв выговаривать, зови меня просто Маша!
А руку она так и не попыталась вынуть из Митькиной руки. А Митька и забыл про вопрос свой, уставился на неё и всё… Уже и чёртик-моторист конец, в смысле, канат, отвязал, и мотор запустил, рулевой уже пошёл в обратный путь к острову на барке этой, бабка ухмыляться начала… Митькин же организм блаженство испытывал, никогда ему хорошо так не было… Всё куда то ушло-улетучилось. Глаза эти, карие, громадные, с поволокой улыбчивой поощряли и успокаивали его, руку Машину он не заметил сам, как нежно поглаживать начал. Моторист рулевым переглядываться начали и похихикивать… Надо же! Ведь явно только что познакомились эти двое. Познакомились при них и молчат, друг на друга вылупились, рты свои в улыбках оставили. Переглядывались-посматривали моторист и рулевой на них, да надоело им. Стоп кадр получился. Не шелохнулись они, двое эти, он и она. Потом и бабка в пол уткнулась, рулевой за курсом следить начал, а моторист вниз куда то унырнул…
А эти двое… Ну что там Маша-Марина думала, не знаю я. Может она представляла, как этого смешного юношу в светлом и неуместном его здесь костюмчике переодеть надо по её вкусу. Может именно об этом она и думала. Несуразные брюки у костюма его были, с отворотами внизу, никто не носил так тогда. Или она хотела уже вместе с ним перед сестрой своей в Саратове покрасоваться. Поинтересней он, Дима этот, чем муж у сестры её выглядел, и причёска у этого модная оказалась. Короче, не могу я сказать, что в голове у этой Марины было, никак не могу. Хоть я и автор, но неведомы мне все мысли героев своих. Но про Митьку могу сказать.
– Ничего он не думал. Н И Ч Е Г О. Просто ему было хорошо. А что дальше было, или точнее, что будет, так завтра и узнаете, когда завтра это настанет здесь.
Рецензии
Бывает так! Я сама чувствовала какое-то блаженство, пока про их МОЛЧАНИЕ читала… иногда без слов можно сказать больше…
Ирина Шкода 21.09.2009 23:26
* * *
Глаза эти, карие, громадные, с поволокой улыбчивой поощряли и успокаивали его… Юра, давай, переименуем Митька в Юру, чё уж там. Или уж Марину в Светку
Марина Снигирева 21.09.2009 15:57
* * *
Нет уж, персонажи выдуманы… И живут они своей жизнью!
Юрий Казаков 22.09.2009 10:33
Глава 2.День Нептуна
Барка дошла до причала студенческого лагеря труда и отдыха мединститута, руки наших героев Маши и Димы расстались.
– Ну, мы доплыли, мне пора идти, у меня здесь практика, вечером сможем увидеться…
Марина вновь ободряюще улыбнулась Митьке и пошла по качающимся мосткам причала, потом вдоль песчаному берега, куда то вглубь острова и скрылась из вида. Это была фантастика… Как такое могло с ним случится? Но это произошло… А душа у Мити пела, распевала:
– Была Маша, была Маша,
Станет наша, будет наша!
Маша раму мылом мыла
Вдруг любовь её накрыла…
Маша Диму повстречала,
Никуда не убежит!
Дима Машу увидал,
Свою любовь в ней угадал…
Идёт Митька, и всё вокруг ему нравится, и обшарпанные столы и стулья открытой столовой нравятся ему, и домики-скворечники деревянные на сваях для проживания глаз Митькин радуют. Идёт Митька, примечает всё… А вон явно домик сторожа лагерного, туда и бабка та, с лодки-баркаса с сумками своими еле-еле кандыляет. И у сторожа дом на сваях, прямо избушка целая, с трубой-дымом, у крыльца собачонка лежит с кольцом-хвостиком. Романтика, просто – сказка!
Ага, вот и администрация-начальники… Отдал путёвку Митька, на отдых в лагере этом, в деканате купленную-полученную… Да по блату та путёвка была, хоть и не по великому… Жильё-домик сказали выбрать ему, где понравится. Ох, хорошо то, как всё тут! А что, вот тут… Эти скворечники пустые ещё, два на одних сваях установлены, дверь в дверь. Читал Митька в школе про бунгало. Точно БУНГАЛО это…
Но электрическая розетка работает… Замка нет, ручки дверной нет, шпингалет изнутри закрыться – тоже нет… Кровать есть металлическая, одноместная, если сесть на которую, так попа севшего так до полу и провалится!
Название книги говорит само за себя. Это короткие рассказы об интересных случаях, связанных с путешествиями, произошедших с 1996 по 2009 год – с тех пор, как я начала путешествовать автостопом. Какой у меня стаж сейчас – трудно сказать, бросила считать после четвертого экватора (экватор равняется 40 000 км). По меркам нашей тусовки, за рубежом я бывала мало: только половина стран Европы, США и Китай, да и по СНГ путешествую не так много – уже больше половины времени сижу дома. Но в поездках, да и не только, случалось такое, чем стоит поделиться.
Анна Чайковская пишет о Будапеште как о городе замершего времени. Здешний календарь мог бы остановиться на 1896-м. В тот год страна отмечала Тысячелетие, дела шли отменно, Будапешт был одной из двух столиц Австро-Венгрии, азартно соперничал с императорской Веной и, несмотря ни на какие трудности, разочарования и неудачи, имел основания видеть будущее в светлых тонах. Книга о Будапеште уже поэтому – о временах «прекрасной эпохи», о тех годах, когда ничто не предвещало ни 1914, ни 1920 года, ни того, что за ними последовало.
Как получить бесплатное образование? Как купить или снять жилье? Как получить вид на жительство и устроиться на работу? Как почувствовать вкус северной кухни? Как выйти замуж или жениться в Финляндии? В книге вы прочтете обо всем этом и о многом другом!Известный тележурналист Андрей Шилов уже пятнадцать лет рассказывает о Финляндии в российских средствах массовой информации, а последние годы бывает там даже чаще, чем в России, — ведь там живет его семья.Здесь вы найдете наблюдения и советы живущих в Финляндии русских и финнов, губернаторов, риелторов, мэров, учителей, полицейских и пенсионеров.
Центральная Африка — один из самых труднодоступных районов земного шара, и экспедиции туда всегда сопряжены с колоссальными трудностями. Английский путешественник доктор Самюэль Фергюсон предлагает поистине революционный метод исследования этих территорий и вместе с двумя спутниками отправляется в путешествие над центральной Африкой на воздушном шаре, желая связать воедино открытия предыдущих экспедиций…
В данном блоке Яша и Серега отправляются, как обычно, в Гурзуф, но их, так же, как обычно, скидывают с поезда раньше. Яша размышляет о сущности бытия и делится своими естественнонаучными наблюдениями за популяцией кроликов. Здесь же нашла свое законное место знаменитая история шарикового дезодоранта. В финале мы видим, как попытки выстроить собственный уникальный язык порой приводят путешественников к двусмысленным жизненным коллизиям.Автор не ставит себе целью развеселить читателя: один и тот же момент может показаться кому-то смешным, кому-то серьезным.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.