Чара силы - [13]

Конь и всадник успели промокнуть до нитки. Светло–желтая шерсть коня потемнела, грива и хвост слиплись и посерели. Всадник перестал натягивать на плечи мокрый плащ и подставил голову ливню. Казалось, вода хлюпала даже в сапогах.

Конечно, проще всего было остаться у очага с гостеприимным хозяином, который с удивительной широтой души делился с гостем всем, что у него было. Но Даждю не сиделось на месте. Десять лет, с самого дня свадьбы, он провел подле жены, в своей семье, пока не понял, что ему не повезло. Для Марены оказалось важнее ее мастерство чародейки и колдуньи, чем семья и дети. Она не желала их иметь и чуть ли не гордилась своим бесплодием. Даждь устал от нее и поспешил воспользоваться предложением Перуна отправиться на пару лет на запад, в Далекие Леса и дальше. Оба они бросили жен, а Перун — и не родившегося еще ребенка, но оба не слишком задумывались над этим.

С того дня миновало не год–два, а целых шесть лет. Даждь не выдержал первым — расставшись с Перуном на берегу западного моря, он спешил домой, в замок на севере. Он знал, что Марены там нет — сам когда‑то проводил ее в Пекло, — но спешил не к ней: хотелось увидеть отца, мать, младших братьев и обрадовать Диву–Додолу и ее ребенка, что Перун вернется будущей весною вместе с первыми оттепелями. Потом,, отдохнув, Даждь собирался навестить и Марену — за шесть лет она могла и изменить свое мнение о семье. Если так, то они будут счастливы.

Златогривый Хорс по привычке осторожно выбирал путь. Ливень, который не мог остановить Даждя, размыл дорогу, превратив ее в жидкое месиво, в котором разъезжались копыта коня. Двигаясь твердо и расчетливо, Хорс поднимался к вершине холма.

Дорога вилась как змея с перебитым позвоночником. Позволив коню идти самостоятельно, Даждь плотнее запахнулся в промокший плащ и задумался.

Слишком много времени, видать, провел он в боях и походах, сражаясь с чудовищами или служа местным правителям. Он устал и с радостью думал о том, как через десять — двенадцать дней, если непогода не задержит его, будет сидеть дома, в тепле. Сейчас он даже с нежностью вспоминал о Марене — какой бы она ни была, она продолжала оставаться его женой по закону, и он ее все‑таки любил.

Хорс взбирался на склон, выбирая путь между деревьями. Его всадник и сам не заметил, как они свернули с дороги и двигались без тропы, но строго на север, словно притягиваемые невидимой нитью. Мокрые безлиственные деревья стояли плотной стеной, их растопыренные ветви норовили нарочно ткнуть в лицо или сорвать плащ. Хорошо еще, дождь кончался, но все равно —на многие дни пути все вокруг будет так сыро, что раз или два придется переночевать на мокрых листьях. Как хорошо было бы…

Даждь вдруг ясно представил себе замок, где он ночевал сегодня — молодого, но не по годам умудренного хозяина, его жену, сестру и маленькую дочку. Словно что‑то предчувствуя, они не хотели его отпускать. Да и в самом деле — много ли он потерял бы, выехав на день–два позже?

Даждь поймал себя на желании вернуться назад и переждать непогоду. Однако он уже отъехал достаточно далеко — разумнее было продолжать путь.

Сдержав коня, Даждь выпустил из рук повод. Догадавшись о желании хозяина, Хорс остановился — его разум иногда был под стать человеческому, а сейчас конь замер, дабы не мешать седоку.

Прикрыв глаза, Даждь соединил кончики пальцев и сосредоточился на навязчивых мыслях об оставленном замке. Никогда не бывало такого, чтобы он ошибался в своих предчувствиях. Теперь следовало лишь выяснить, что случилось или случится в ближайшее время. Может, его кто‑то ждет впереди и лучше выждать удобного момента в замке?

Ему случалось медитировать даже на ходу, избавляясь от усталости во время долгих переходов по горам в юности, а потому сейчас мысль легко отделилась от сознания и поднялась к самым тучам, обозревая окрестности не только в будущем, но и в прошлом.

Далеко позади горел огонь.

Это был не мирный огонек, зажженный в ночи для заблудившихся путников, — то был настоящий пожар. Непогода мешала ясно рассмотреть его, но одно было очевидно — горело там, откуда Даждь недавно уехал.

Горел замок. Открыв глаза и не тратя времени, Даждь развернул коня и направил его вниз, к дороге.

Он спешил, и конь с первых же скачков перешел на галоп, вламываясь в заросли и топча кусты. Копыта скользили по грязи, но он мчался все быстрее и быстрее.

Припав к шее коня, Даждь молился только об одном — чтобы Хорс не споткнулся. Они скатились с холма и выскочили в седловину, заросшую кустами. Не тратя времени на то, чтобы следовать всем ее изгибам, Хорс понесся напрямик к соседнему холму.

Сочное шлепанье копыт по воде смешивалось с шумом дождя и завываниями ветра. Хорс мчался так, словно их преследовали враги. Даждь не направлял его, сосредоточившись на том, что ждало его впереди, — он ясно чувствовал опасность и не простил бы себе, если бы опоздал.

Срезая угол, его конь чуть поскользнулся на слипшихся листьях и приостановился, выравниваясь. Даждь откинулся назад и вбок, помогая коню, — и резко осадил его, останавливая.

Сквозь шум осеннего леса ему почудился странный звук. Выпрямившись в седле, Даждь прислушался.