Чао, Италия! - [24]

Мы тут уже говорили об этимологии слова «пицца». Я вот еще одно слово вспомнил – pizzo, что означает «кружева».

– К великим явлениям нам остается лишь подбирать названия, – заметил я.

– Именно, – подтвердил Букалов. – И вот я думаю, сколько поколений и народов должны были поработать над этим «простым кругом из теста».

Работали несколько цивилизаций.

Германские племена должны были разорить Рим.

Должны были прийти лангобарды – это другие германцы, они пришли со своими буйволами и буйволицами. А буйволицы давали молоко, из которого научились делать моцареллу.

И вот уже есть иудейская лепешка и немецкая моцарелла.

Но проходит еще тысячу лет и к ним добавляются помидоры из Нового Света – ты прямо видишь, как постепенно усложняется рисунок этого кружева. Каперсы, салями и прочее украшательство появилось позже.

Но и это не все!

Пиццайоло делает пиццу двух видов – открытую и закрытую.

Закрытая больше похожа на грузинский хачапури и называется calzone – буквально это «брючина».

Так вот, когда к тебе подходит официант и интересуется твоим настроением, ты можешь сказать aperta или calzone. И тебе ее немедленно сделают в печи. Это я говорю к тому, что помимо этих семидесяти наименований, о которых ты уже прочел в меню, ты еще можешь выбрать и то, как она будет сделана.

– Но к какому-то виду пиццы как будто «прилипаешь», – признался я. – Дети требуют «Маргариту», я презираю их детский диетический выбор и заказываю себе на пиццу какие-то сосиски и копчености. Но жена за сосиски называет меня «плебеем» и заказывает себе исключительно quattro formaggi.

– О-о, твоя жена знает что заказать, – отметил Алексей. – Это классика in bianco, классика белой пиццы. Есть люди, которые не любят томаты.

Реплика Букалова о классике in bianco немедленно вогнала меня в краску, потому что дала возможность осознать собственный жалкий кулинарный уровень. Хотя я должен быть завсегдатаем ресторанов, ибо журналистская профессия как бы навевает простую мысль: парень, а не устал ли ты сидеть за компьютером?

По идее я должен сразу встать и отобедать в каком-то ресторане, причем, не жалкий комплексный обед, а серьезное блюдо, требующее благородной сосредоточенности над тарелкой.

На фоне этих вполне ясных планов остается не совсем понятным, почему любой мой поход за едой всегда заканчивается жалкой сосиской в тесте или, в крайнем случае, шаурмой, в которую по знакомству мне кладут чуть больше салата, чем другим. Хотя, если вспомнить, и у меня были гастрономические открытия.

Когда при Горбачеве стали пускать за границу, я впервые в жизни поехал в Америку. И моя приятельница повела меня в мексиканский ресторан. Я боялся, что там все острое, но она объяснила, что острота как бы приглушена, чтобы все могли есть. Мы взяли какие-то блинчики с мясом.

Я их откусил и впал в транс. И вот почему.

По школьным урокам я помнил, что у нас на языке есть всякие вкусовые рецепторы. Так вот, когда я откусил этот блинчик, то оказалось, что большая часть этих вкусовых рецепторов на моем языке никогда не была задействована. То есть, я к тому времени прожил полжизни, но эти вкусы мне не были известны. И я пораженно к себе прислушивался, или, вернее сказать, «привкусивался».

Это к разговору о пицце «Четыре сыра».

Каждый человек обязательно должен попробовать эту пиццу. Вначале вы почувствуете вкус каждого сыра, а потом эти сыры начнут смешиваться на языке, рождая невероятные вкусовые обертона. Это похоже на ощущение, когда ты на каком-то высоком приеме стоишь с шампанским среди волн изысканных женских ароматов.

Я тогда, кстати, понял смысл кулинарного туризма. За макаронами на край света не поедешь. А за пастой с изысканной подливой – да!

И еще. Обычно харизму имеют люди. Вокруг таких харизматичных людей рождаются мифы, каждый их шаг – предмет обсуждения.

Не имеет значения, что поет в новом клипе Мадонна – важно, какое у нее платье и прическа.

Но есть и предметы с харизмой.

Однажды я разговаривал с фанатом мотоцикла «Харлей-Дэвидзон», и он сказал мне, что вообще-то сам этот мотоцикл не является техническим совершенством, но он является культом. И те, кто ездят на таком мотоцикле, любят его совсем не за современную электронику или новую систему впрыска, а за то, что они ездят на легенде. И всяческие шляпы, кожаные куртки и спецсапоги – это уже производные этой легенды.

Такую «легенду» можно бесконечно украшать какими-то лампами, раскрашивать в разные цвета и даже навешивать шарики. На обычный мотоцикл все это вешать бессмысленно – смысловой контрапункт не будет понятен. А на «Харлей» можно.

Это как одеть любимого дедушку в костюм Деда Мороза.

Как журналист, постоянно имеющий дело с новостями, могу свидетельствовать: пицца – это не только массовое сумасшествие, но и настоящий культ. Только с ней можно вытворять что угодно, но при этом пафос или юмор действа будет понятен.

Мы еще будем подробно говорить о Римском Папе, но чего стоит тот факт, что Иоанн-Павел II однажды лично приветствовал двухтысячную толпу изготовителей пиццы, которая собралась на площади Святого Петра по поводу своего профессионального праздника.