Чахотка. Другая история немецкого общества - [45]

.

10. Лечебницы — «снова нездорово»

Нет худа без добра: туберкулиновый скандал помог тем, кто боролся за создание народных лечебниц. Провал туберкулина подхлестнул процесс создания лечебниц для масс.

Первая народная лечебница открылась в Германии в 1892 году при участии Петера Деттвайлера в Фалькенштайне, в одной из пустующих вилл рядом с санаторием Деттвайлера. Заведение «предоставляло возможность рабочим с больными легкими пройти надлежащее лечение в необходимых для этого условиях»^[563]. Вскоре начали действовать и другие подобные больницы в Берлине, Дрездене, Бремене, поначалу по инициативе отдельных врачей, буржуа-филантропов и политиков^[564]. Существенный прорыв в движении за народную медицину произошел в 1894 году, когда региональные общества социального страхования переняли и дополнили частную инициативу. С тех пор, как Отто фон Бисмарк в 1880‐х ввел социальное законодательство, система страхования располагала необходимыми средствами. Страховые компании оплачивали часть лечения и строили собственные больницы. Лечить рабочий класс и поддерживать его трудоспособность оказалось гораздо выгоднее, нежели выплачивать пенсию по инвалидности. Легочный туберкулез был в то время причиной преждевременного выхода на пенсию от 30 до 50 % всех застрахованных лиц в возрасте 20–40 лет^[565].

Участие медицинских страховых агентств и региональных страховых учреждений спровоцировало настоящий бум. Всего за три года между 1897 и 1900 годами были открыты 25 новых больниц. Между 1899 и 1901 годами — еще 21^[566]. До 1909 года народных лечебниц в Германии было уже 99, общее число коек — 11 тысяч^[567].

Возникли больницы и для среднего класса — служащих, чиновников, ремесленников, торговцев, сотрудников общественной сферы^[568]. Химический концерн Badische Anilin und Soda Fabrik (BASF) в 1893 году открыл первую собственную ведомственную легочную больницу, за что удостоился золотой медали на всемирной выставке в Париже в 1900 году^[569]. Примерно треть всех больниц, открытых до начала Первой мировой войны, финансировались региональными страховыми обществами, прочие получали поддержку от фондов, объединений и общин^[570].

11. В «Кашельбурге»

Народные больницы пытались сделать похожими на образцовые частные санатории, но буржуазная роскошь была доступна лишь состоятельным пациентам. Народная лечебница была оборудована просто и практично, не требовала дорогостоящего содержания и, главное, должна была обеспечивать успешное лечение. Как правило, это было массивное многоэтажное здание, постройка которого обходилась гораздо дешевле, нежели павильоны частных санаториев. Отдельных палат обычно не было, были большие общие палаты.

Наибольшую группу пациентов составляли молодые мужчины от 21 до 30 лет^[571]. В отличие от частных санаториев, где совместно лечились пациенты обоих полов, народные больницы подразделялись на мужские и женские, и мужских было гораздо больше^[572]. Богатые пациенты санаториев проводили на лечение месяцы и года, рабочих лечили стандартный срок 12 недель, чтобы больница могла принять как можно больше застрахованных пациентов. В народных больницах было постоянное движение, текучка пациентов^[573], «болезнь Волшебной горы» — потеря ощущения времени и действительности в застывшей атмосфере санатория — здесь была неведома.

Автобиография Морица Теодора Бромме — редкое свидетельство пребывания рабочего в больнице. К 33 годам «старый» фабричный рабочий уже 15 лет «глотал пыль»^[574] на предприятии, заработал «пролетарскую болезнь» чахотку и был отправлен своей страховой кассой лечиться в больницу Святой Софии в городок Бад-Берка на реке Ильм. Больница могла принять единовременно до 100 пациентов и звалась среди больных и окрестных жителей «Кашельбургом», а ее обитатели — «кашельбуржцами»^[575].

Как и в частных санаториях, здесь практиковали лежание на свежем воздухе. В течение дня пациенты около шести часов проводили, лежа на воздухе. Это было главной терапией. Балконов не было, были открытые веранды. Основатель лежачей терапии Петер Деттвайлер мог с удовлетворением заметить: «Среди этих пациентов важнейшая методика лечения покоем усваивается немедленно и безо всякого сопротивления, особенно лежачая терапия при легочной чахотке»^[576]. Более эффективной терапии, чем лежание на воздухе, в то время просто не было.

В отличие от санаториев, здесь не следили за каждым изменением температуры у пациентов, считалось важнее контролировать их вес и как следует кормить, как в санатории, чтобы укрепить иммунитет. Деликатесов, конечно, не было, но даже самая «обычная еда» в больнице казалась рабочим роскошью по сравнению с убогим пропитанием пролетарских семей. Когда больницы только открывались, питание для больных было столь богато, что пребывание в лечебницах часто называли «лечением усиленным питанием»^[577].

Прибавка в весе означала, что пациент идет на поправку. Бромме писал о больничное еде: «В час обед. Он состоит из супа, потом либо жаркое, либо мясо с овощами. Порции мяса тут такие, что дома можно было бы накормить целую семью»^[578]. С изумлением Бромме упоминает о пациенте, который прибавил 5 килограмм за неделю. «Правда, пока это единственный случай по больнице»