Цезарь - [5]

Не менее двусмысленная история произошла и во время Луперкалий — религиозного праздника, отмечавшегося 15 февраля. Участвовавший в этой церемонии Марк Антоний дважды попытался увенчать Цезаря, наблюдавшего за происходящим с золотого кресла на рострах, диадемой, но диктатор ее отвергал (под рукоплескания народа) и в конце концов повелел отнести диадему в храм Юпитера Капитолийского и сделать соответствующую запись в городских анналах о своем отказе.

Бродили и менее определенные слухи — будто бы Цезарь собирается перенести столицу на Восток в связи с парфянским походом, жениться на Клеопатре и т. п. Распространялось также предсказание, будто бы содержащееся в «Сивиллиных книгах»: победить парфян сможет только царь, и Цезарь должен принять этот титул перед выступлением в поход.

Но все эти смутные слухи и по-разному толкуемые факты в дошедшей до нас античной традиции трактуются как доказательства стремления Цезаря к царской власти. Именно царские замашки стали причиной заговора и убийства Цезаря.

Заговор этот был наверняка не первым. На сей раз в нем участвовало около шестидесяти человек, но в истории закрепились прежде всего имена Брута и Кассия. У Кассия были давние обиды на Цезаря; Брут же, зять и почитатель Катона Утического, напротив, был обласкан диктатором — ходили даже слухи, что настоящим отцом этого благороднейшего республиканца был как раз Цезарь, любивший его мать — Сервилию. Вообще, среди заговорщиков оказалось немало лично близких диктатору людей. То, что известно о заговоре, поражает его открытостью. Призывы к Бруту появлялись на его судебном кресле, подталкивая к действиям. Цезаря постоянно предупреждали о кознях против него. Он отшучивался, что не ждет ничего дурного от толстяков цезарианцев (Антония и Долабеллы) и куда больше опасается бледных и худых (намек на Брута и Кассия). Создается впечатление не тщательно и хладнокровно спланированного в тайне политического убийства, а рокового события, происшедшего с фатальной неизбежностью в обстановке массовой истерии.

Близятся иды марта — день, в который, по словам одного гадателя, диктатору грозит большая опасность. Когда наступил этот день, Цезарь, отправляясь в сенат, поздоровался с предсказателем и шутя сказал ему: «А ведь мартовские иды наступили!» — на что тот спокойно ответил: «Да, наступили, но не прошли!»

При входе в сенат Цезарю передали свиток с предупреждением о заговоре, но тот, беседуя с просителями, так и не удосужился прочесть его. Все свидетельствует о неизбежности и роковой предопределенности.

Заговорщики предполагали убить тирана на Марсовом поле или при входе в театр, но когда было назначено заседание сената в курии Помпея, решили действовать именно там. У подножия статуи Помпея все и произошло. Светоний, Плутарх, Аппиан и другие в подробностях рассказывают, как Туллий Кимвр, прося за изгнанного брата, вдруг схватил Цезаря за тогу, что послужило сигналом к нападению. Каска первым нанес удар, затем все заговорщики обнажили мечи. Цезарь сначала метался и кричал, но, увидев Брута, накинул на голову тогу и подставил себя под удары… Он пал бездыханным у статуи Помпея, забрызгав ее кровью. У Цезаря насчитали 23 раны (Светоний утверждает, что лишь одна из них была смертельной). Многие заговорщики поранили друг друга в этой свалке. Сенаторы в ужасе разбежались. «Бездыханный, он остался лежать, пока трое рабов, взвалив на носилки, со свисающей рукою, не отнесли его домой. Неизбежное свершилось, и тот, кто залил мир кровью сограждан, в конце концов наполнил курию своей собственной кровью», — писал во II веке н. э. историк Флор.

Состоялось тираноубийство, исполненное по всем правилам — открыто, прилюдно, не из-за угла. Более того, оно явно носило ритуализованный характер. Сравнение Цезаря с жертвенным животным, предназначенным к закланию, в котором должны принять участие все заговорщики, встречается у многих авторов, например у Флора и Плутарха. При всем жутком натурализме рассказов об этом событии нельзя не увидеть в нем глубоко символического смысла. Смертью тирана убившие его надеялись отвратить от Рима всяческие напасти и возвратить былые времена вместе с прежним государственным устройством. Причем, если проанализировать дальнейшие действия (точнее, почти полное бездействие) тираноубийц, можно подумать, что они более рассчитывали на магическое воздействие этого так называемого жертвоприношения, нежели на конкретные политические меры. Это показывает и занятие Брутом и Кассием (вместе с гладиаторами!) Капитолия — поступок, носивший явно символический, адресованный к древней городской традиции характер, но вполне бессмысленный в изменившихся условиях, когда рычаги управления и власти уже не находились на этом холме. Об отсутствии сколько-нибудь реальных и продуманных планов восстановления Республики говорит и быстрое соглашение с цезарианцами, оформившееся уже 17 марта и компромиссное постановление сената, которое оставило в силе все решения убитого диктатора и одновременно гарантировало амнистию его убийцам.

Таким образом, деяния Цезаря оказались необратимыми, а возврат к прошлому — невозможным. Устранение тирании обернулось новым раундом гражданских войн, в ходе которых борьба велась лишь за единоличную высшую власть, а не за восстановление республики — таких иллюзий не питал уже никто. Наступила ночь республики, как писал Цицерон. А трагический конец Цезаря, оплаканного и обожествленного народом, ускорил кристаллизацию образа правителя Рима.