«Цесариус» обреченный... - [7]

— Почему в таком виде?! — грохнуло в коридоре. Голос капитана почти не узнать, в нем было столько непривычной злобы, даже ненависти, что в зале вздрогнули все… или, почти все.

— Виноват, — прохрипел кто-то в ответ и закашлял.

Месье Женьо еще гневался, но дверь захлопнулась, и слов уже было не разобрать.

Потом послышались глухие затихающие шаги, и Константин, наскоро допив кофе, поднялся. Человека с хриплым голосом он конечно узнал.

В коридоре дожидался, черный от копоти, в обгорелых лохмотьях, с кровавыми подтеками на плечах и шее, второй помощник картографа, и верный его товарищ, Эрик Мушито.

… и огонь обходит буферные осеки. В них воздух, если бы тонули, другое дело, а тут… сгорим, ахнуть не успеем. — Эрик еле поспевал за Константином, левая, прожженная до мяса ступня распухла, каждый шаг причинял боль. Кабы ни темнота, и ни этот, забытый кем-то слесарный ящик, другая нога осталась бы целой, но…

За спиной у Константина загрохотало, упал подвесной шкафчик с инструментами, раздался стон.

— Ну что еще? — недовольно бросил картограф.

— Я убью его…Ссс… неряха косоглазая, — помощник выругался, закашлял.

— Нет времени. Эрик надо идти. Где ты там, поднимайся.

— Не могу, тут шагу ни ступить. Он тут ящики разбрасывает, гад. Разжалую в тароукладчики.

— Нет такой должности.

— Будет.

— Держись за меня.

Константин подошел к помощнику, присел рядом, пошарил рукой в темноте, дотронулся до бедра.

— Вот ты где.

— Дай отдышаться, так скачешь… Фух… Чертова шкатулка, как нарочно все… Говорю тебе, его построили чтоб сжечь. Так корабли не строят. Восемь ярусов, сорок отсеков, корпусы, подкорпусы, и коридоры, бесконечный коридоры… В перегородках сквозняк, откуда? Одно название что буфер… Все задраили и бестолку. Не задушили мы его, Костя… Не задушили… огонь вниз пошел, и третий ярус уже горит: пятнадцатый отсек. Снизу конопатили, но там столько щелей… Все равно воздух есть… Бесполезно все…

— Сколько человек работает?

— Двадцать.

— Всего?

— Сейчас двадцать, по пять на отсек. Десятерых отправил спать. А ты думал!.. Люди не железные. Да, еще двое, Леро и Сиоха задохнулись, час назад, на третьем… Внизу азиата завалило. Он за неделю седьмой.

Азиат, — расстроено произнес Константин. — Я его плыть уговорил…

— Ни только его… Много обгоревших, есть очень тяжелые: уже не очухаются.

— Кто еще?

Помощник промолчал.

— Почему обгорели? — спросил Константин.

— Третий ярус отвоевывали. Пену качаем, как ты сказал — хорошая вещь… порошка, правда мало. Держим… держим, но… Вырвется наверх и все… пары часов хватит. А так, день-два на отсек… может, недели две и продержимся. А надо месяц, да?

— Месяц, — подтвердил картограф.

— Не успеем, бесполезно это. Да и сам-то веришь, что за месяц дойдем? От Сибрея до Тиру "Икар" четыре месяца шел, так он почти пустой был, эх… — откашлялся, и продолжил, — Две недели как отчалили, и еще месяц, ты говоришь, итого полтора… за полтора хочешь добраться. Напрямки, через рифы, с такой-то осадкой. Самоубийство.

— Ничего, выйдем на течение, может и быстрее получится. Больше, все равно ничего ни придумать. Ты отдохнул? Вставай. Не нравятся мне твой настрой… Может, и ты, береями грезишь? — А жрать друг друга по жребию, или сначала добровольцев?

— Там разобрались бы.

Помощник поднялся, придерживаясь за стену.

— Пойдем. Ты мне это… людей давай.

— Через неделю, ни раньше, — сказал Константин. — Через неделю наших тут никого не будет, всех наверх заберу.

— Боюсь, некого будет забирать. Надо сейчас.

— Нет.

Минуту шли молча, наконец Константин, произнес:

— Эрик, мне их жаль не меньше чем тебе. Но давай без сантиментов. Не из кого выбирать, пойми. Эти люди, как и ты, плавали на моих кораблях; они знают меня, верят и готовы подчиняться. Не представляешь, какие там настроения? — картограф поднял вверх палец. — Так они и десятой, того, что происходит не знают. Сразу бунт. Друг друга резать начнут. Первых нас, конечно.

— Думаешь, не знают?

— Нет. Откуда? Сегодня услышал: "На первом ярусе примесь дыма ноль семь процента".

— Как так? — удивленно спросил помощник. — Уже неделя, как перевалила за два.

— А в докладном журнале, для "старших", я до сих пор указываю ноль семь. Как чувствовал. Рыба с головы гниет. Я знаю кто…

— А капитану, что говоришь?

— Все, что знаю я и два моих помощника, известно и ему. Кстати, ты останешься за главного. Вик мне на верху нужен. Он говорит хорошо, и боятся его. В пять построение. Пожара уже не спрячем, но про масштаб пока не будем распространяться. Мне нужна эта неделя, мой друг. Ну, чего ты опять кашляешь? Не останавливайся. Да, ты, так и не сказал, кто обгорел. Чего молчишь?

3

Мертвые лежали у стены. Почти не отличить: обгоревшие, скрюченные, с одинаковым выражением боли на лицах. Но Вика узнать не сложно, по протезу, вместо левой кисти. Константин склонился над телом первого помощника, потрогал опаленные волосы.

— Вик. Друг мой, как же ты меня подвел.

Комната проходная, туда сюда мелькали грязные, потные, с оголенными торсами: с тачками, ведрами, топорами. Когда они замечали Константина, то улыбались, и было странно видеть проявление радости на этих уставших, жестоких лицах. А из коридоров доносилось: "Капитан Рум здесь!.. Наш капитан здесь!.."