Церкви и всадники. Романские храмы Пуату и их заказчики - [2]

Шателены графства Пуату обретали в конце XI и в XII в. значительную независимость от графа; многие из них принимали участие в первых крестовых походах, этот факт нередко становился краеугольным камнем в истории линьяжа – именно с него она начинала осмысленно формироваться. Все мелкие феодалы Пуату до середины XI в. были владельцами местных церквей, которые в годы реформы перешли во владение церквей-патронов (главным образом монастырей). В конце XI и XII в. именно эти храмы подверглись перестройке в одной и той же манере, сильно отличавшейся от более ранней традиции. Ее основные черты – плоский западный фасад с аркатурным декором и монументальная фигура всадника, расположенная поблизости от входа. Эти и другие внешние признаки построек сами по себе наводили на мысль о том, что в них так или иначе запечатлелись черты внешнего оформления светской культурной традиции[2]. Однако подтвердить или опровергнуть такие догадки невозможно без комплексного анализа ситуации создания таких церквей.

Если произведения искусства являются неотъемлемой составляющей социального порядка[3], то в наивысшей степени это утверждение относится к такому произведению, как здание церкви, обладающему беспримерной значимостью как сакральный объект и общественное пространство. Изучение истории его появления может многое сказать как о его создателях, так и о тех социальных процессах, в рамках которых происходило строительство храма и которые так или иначе обусловили это строительство.

О церквах Пуату XII в. и фактах их перестройки сохранились лишь отрывочные сведения. Ситуация создания этих построек никогда не была проанализирована как комплексное явление; между тем благодаря такому анализу можно прийти к важным выводам не только в отношении конкретной ситуации, сложившейся вокруг них, но и в отношении региона и эпохи в целом.

Настоящее исследование посвящено реконструкции ситуации заказа и строительства двух из этих пуатевинских церквей – Сен-Пьер в Ольнэ и Сент-Илер в Меле. В ходе него была сформулирована и обоснована гипотеза о том, что церкви Сен-Пьер в Ольнэ и Сент-Илер в Меле были в XII в. осмыслены как родовые усыпальницы линьяжей, для которых в это время стала актуальной такая репрезентация их знатности (в виде родовой церкви). Именно этой функцией церковных зданий объясняются главные особенности их конструкции и декора. Вывод, сделанный в отношении двух пристально изученных случаев, в основе своей актуален для целого ряда сходных ситуаций, которые привели к появлению в Пуату церквей с плоским фасадом и скульптурой всадника.

Проблематика заказа и строительства церквей долгое время обсуждалась по большей части в рамках искусствознания, между тем как анализ ее социальной и антропологической подоплеки может стать ценным вкладом в историческое знание. Наиболее перспективным на настоящий момент представляется изучение процесса создания церкви, понятого как комплексное явление, которое включает в себя созидание храма как произведения искусства, организацию общности, выстраиваемой вокруг него, появление и трансформацию церкви как собственности с прилежащими к ней землями, доходами и правами, а также реализацию в ходе процесса строительства религиозных, нравственных и социальных интенций заказчика. Импульс к такому усложнению проблематики со всей очевидностью обозначился в исследованиях конца XX в.

Ряд примеров продуманного созидания родовых некрополей в периоды позднего Средневековья и раннего Нового времени был изучен в некоторых междисциплинарных работах, где за основу была взята искусствоведческая трактовка вопроса[4]. В русле исторической науки проблематику заказа и строительства церквей во второй половине XX в. разрабатывали главным образом немецкие ученые, принадлежащие к направлению так называемой культурной истории. В рамках этого направления во второй половине XX в. сформировалась специфическая область исследований, где в качестве предмета изучения была выделена культура memoria – запечатленная во множестве форм практика сохранения памяти о мертвых[5]. Культура memoria нашла свое отражение прежде всего в литургической традиции поминовения усопших; другой важной формой манифестации этой культуры было основание чего-либо (чаще всего монастыря или церкви) во спасение души. Кроме этого, сам юридический феномен основания церкви (а также монастыря, школы или больницы) получил в работах немецких исследователей более сложную и развернутую трактовку, где уделялось внимание его религиозному, культурному, социальному осмыслению, а также создаваемому основателем архитектурному произведению[6]. Настоящая работа следует основным параметрам такого многоаспектного разговора о феномене заказа; вместе с тем она имеет некоторые только ей присущие особенности.

Во всех упомянутых исследованиях, как правило, речь идет об уже существующем феномене, который в полном смысле сложился только в XIII в. Тогда в каноническом праве получил окончательное оформление раздел jus patronatus, а на практике закрепились формы взаимоотношений влиятельных и состоятельных мирян с церковью, которая в ответ на учреждаемые ими новые церкви и богоугодные заведения брала на себя задачу сохранения семейной памяти в форме литургического поминовения и заботы о родовых усыпальницах. Совершенно особый интерес, однако, представляет период XI–XII вв., когда традиция едва начинает складываться и о ней имеет смысл говорить еще не как об оформившемся социальном явлении, но как о тенденции, которая более или менее явно вырисовывается на фоне многочисленных случаев церковного строительства, инициируемого как мирянами, так и прелатами. Такой разговор сложнее выстроить из-за самой зыбкости ситуации, пока еще не обретшей постоянной формы; он во многом вынужден ограничиваться предположениями и общими умозаключениями; однако он возможен и даже необходим для полноценного осмысления феномена заказа и строительства церквей в его развитии.