Церковные деятели средневековой Руси XIII - XVII вв. - [40]

Прощаясь с Митяем и сопровождавшими его боя­рами, Дмитрий Иванович сказал: «Если будет оску­дение или какая нужда и понадобится тысяча рублей серебра или еще сколько — то вот вам моя кабаль­ная грамота с печатью». Это была высшая форма до­верия: Митяй мог занять на имя великого князя лю­бую сумму у константинопольских ростовщиков. В азарте борьбы князь готов был опустошить москов­скую казну, лишь бы достичь своей цели и увидеть, наконец, Митяя признанным митрополитом.

По дороге в Царьград Митяй имел встречу с Ма­маем, кочевавшим в крымских степях. От имени но­минального правителя Орды хана Тюляка Митяю был выдан ярлык, в котором он именовался «митро­политом Михаилом». Как и прежние правители Орды, Мамай стремился привлечь русскую церковь на свою сторону.

Добравшись до Кафы (современная Феодосия), московские послы взошли на корабль, который от­плывал в Константинополь. И вот настал долгождан­ный день, когда на горизонте показались храмы и дворцы «Царя-города». Но тут случилось неожидан­ное: еще недавно вполне здоровый, полный сил, Ми­тяй умер. В источниках есть сведения, что его заду­шили.

Среди участников посольства началось смятение. Многие вспоминали удивительную — если не сказать подозрительную — прозорливость Сергия. В ответ на угрозы Митяя после бегства Дионисия радонежский игумен, не любивший бросать слов на ветер, спокой­но заметил: «Не видать ему Царьграда»[78].

Корабль с русскими послами встал на рейде. Те­ло бедного Митяя в лодке отвезли на берег и преда­ли земле на окраине Константинополя. После этого между участниками посольства начались жаркие споры относительно дальнейших действий. Возвра­щаться на Русь с пустыми руками от самых ворот Царьграда было неразумно. Бояре видели лучший выход из положения в том, чтобы заменить Митяя его политическим двойником — человеком незнатным, всецело преданным князю Дмитрию, далеким от свое­нравных «старцев» круга Сергия. Такой человек в свите Митяя нашелся. Звали его Пимен. Он занимал довольно скромный пост архимандрита Успенского Горицкого монастыря в Переяславле-Залесском.

Против кандидатуры Пимена дружно выступило духовенство из свиты Митяя. Их вождем стал архи­мандрит московского Петровского монастыря Иван, «начальник общему житию», единомышленник Сер­гия Радонежского. Однако бояре уже усвоили «кня­жеские» методы борьбы с несговорчивыми церковни­ками. Иван был закован в цепи и посажен под стра­жу. Испуганные клирики притихли.

Явившись в патриархию, московские послы за­явили, что Пимен и есть тот самый кандидат на мит­рополию, о котором просит московский великий князь. Дело затянулось до лета 1380 г., когда новый пат­риарх Нил поставил, наконец, Пимена митрополитом на одну лишь Великороссию.

Эта победа дорого обошлась боярам. В ход пошли заемные кабалы с печатью великого князя Дмитрия. Автор «Повести о Митяе» рассказывает: «Русские по­занимали этой кабалой серебро в долг на имя вели­кого князя у фряз (итальянцев.— Н. Б.), у бесермен в рост. Тот долг растет и до саго дня. И роздали посулы тем и другим, и едва утолили всех... Царь же и патриарх много расспрашивали Пимена и тех, кто был с ним. И собрали собор, и после расспросов, и изысканий, и расследований, решили поставить Пи­мена митрополитом. При этом греки сказали так: «Правду ли говорят русские, или неправду — но мы поступаем по истине; мы правду делаем, и творим, и глаголем». Так поставил патриарх Нил Пимена митрополитом на Русь»[79].

Сборы в обратную дорогу и само путешествие растянулись еще более, чем на год. Лишь в конце 1381 г. посольство вместе с Пименом вернулось до­мой. Но здесь их ожидали отнюдь не почести и награды. «Когда Пимен прибыл в Коломну, то сняли с него клобук белый, с головы его, и развели в разные места спутников его — советников и клирошан. И от­няли у него ризницу его, и приставили к нему сторо­жем некоего боярина по имени Иван, сына Григория Чюровича, прозванного Драницей. И послали Пимена в изгнание и в заточение. И повезли его с Коломны на Охну, не заезжая в Москву, а от Охны в Переяславль, а оттуда в Ростов, а оттуда на Кострому, а с Костромы в Галич, а из Галича на Чухлому...»[80]

Низверженный с высоты митрополичьего престола, заброшенный в глухие заволжские леса, Пимен мог теперь вволю поразмыслить о превратностях судьбы, вспоминая слова древнего мудреца Екклезиаста: «Лучше горсть с покоем, нежели пригоршни с тру­дом и томлением духа».

Что же произошло в Москве после отъезда Митяя в Константинополь? Что заставило князя Дмитрия столь круто расправиться с людьми, исполнившими— в меру своею разумения — его волю?

Осенью 1379 г. московские «старцы», пользуясь отсутствием Митяя, стали искать путей примирения с князем Дмитрием. Сергий Радонежский уверенно -заявлял, что Митяй не увидит Царьграда. Однако он понимал, что если тот все же вернется из патриархии в митрополичьем клобуке, то для лесных монастырей и их обитателей наступят тяжелые времена. Если же Митяй внезапно исчезнет с исторической сцены, вновь возникнет вопрос о признании Киприана. Сергий на­деялся примирить великого князя с этой кандидату­рой. Но прежде нужно было восстановить сильно по­шатнувшееся влияние самого радонежского игумена при московском дворе.