Церковно-народный месяцеслов на Руси - [64]

Сообразно указанному установлению и обычаю церкви ветхозаветной и у нас на праздник св. Троицы приносятся народом своего рода начатки обновляющейся весны в дар Святому Духу, зиждителю всего. Кроме того, употребление в этом случае зелени в новозаветной церкви служит знамением новой духовной жизни, открывшейся в новозаветной церкви с сошествием Святого Духа на апостолов и выражением веры в воскресение мертвых, поминаемых в Троицын день. Но нельзя, кажется, отрицать того, что благочестивый обычай этот получил у нас особенную силу под влиянием соответственных ему обычаев чисто народных. Кроме того, что было сказано нами выше об этих обычаях, известно, что в дохристианской Руси, как и у других народов древности, древесные ветви и цветы служили украшением храмов в дни праздничные во время торжественных жертвоприношений; древесными ветвями тоже сопровождались важнейшие церемонии. В древние времена общеизвестными символами были масличная ветвь – символ мира, лавровая – победы и славы, дубовая – мужества. Относительно березы, которая получила у нас на праздник св. Троицы преимущественное значение пред другими деревьями, заметим, что она была символом весны. Если поэтому сопоставим это употребление березы с известными нам обрядами Семика, то легко отсюда заключить, что наши чисто народные обычаи могли способствовать усвоению и укреплению в древней русской жизни подобных церковных обычаев и слишком незаметно могли смешаться с ними, приняв христианское значение. Но в народе смесь церковных обычаев с дохристианскими представляет грубый характер, как видно, например, из следующей песни, распеваемой на Троицу в хороводах:

Благослови,

Троица,

Богородица;

Нам в лес пойти

Нам венки завивати,

Ай дидо, ай ладо,

Нам венки завивати

И цветы соривати и т. д.

Наконец, заметим, что праздник св. Троицы в Древней Руси имел немаловажное значение юридическое. Известно, что до XII в. он служил на Руси одним из сроков, когда наши предки ставились в Москве на царский суд и вносили разные подати, как это видно из судебных грамот.

Заключение

Обозрев содержание русского церковно-народного месяцеслова, мы видим таким образом, что оно слагается, с одной стороны, из элемента религиозного, в основе которого лежит церковный месяцеслов в обширнейшем смысле этого слова, и с другой – из элемента народного, предметом которого служат разные древнерусские верования и предания, обычаи и обряды. Конечно, если возьмем в отдельности какую-либо из его частей, то как та, так и другая, будучи рассматриваемы сами по себе, представляют свои особенности. Но из этого еще нельзя вывести понятие о характере общего содержания русского цер-ковно-народного месяцеслова.

Для полной оценки всего его содержания необходимо определить, насколько была возможна сама по себе связь между составными его элементами, и если она осуществилась на деле, то насколько она состоятельна.

Лучшими данными для суждения о том могут быть для нас основания, по которым совершалось развитие русского церков-но-народного месяцеслова, а потому разберем их обстоятельнее, чтобы видеть связь составных частей его содержания.

Первое основание, выразившееся в образовании русского церковно-народного месяцеслова, названо было у нас церков-но-историческим, так как связь в этой части его обусловливается исключительно данными историческими.

Здесь все почти религиозно-народные верования относительно святых вытекают из их жизнеописаний, сказаний о чудесах, церковных молитв и песнопений, иконных изображений, народных преданий и легенд, а потому многие из этих верований, имея под собой некоторую историческую почву, могут быть в известной степени оправданы и догматическими данными христианской церкви. В Послании к коринфянам апостол Павел ясно говорил, что в церкви признаются действительными разные дары благодати, источником которых служит действующий в церкви Дух Святый: отсюда, естественно, становятся возможными и верования в божиих угодников, особенно по их религиозно-нравственному значению в жизни народной.

Впрочем, нельзя не заметить, что значительная часть указанных верований в особенные действия и чудеса святых отличается у русского народа довольно утилитарным взглядом: по понятию его, почти все церковно-народные святые являются преимущественно покровителями и хранителями материального состояния людей, и именно эта особенность в народных воззрениях весьма нередко составляет плод собственно народной фантазии.

Другое основание в развитии древнерусского церковно-на-родного месяцеслова мы назвали филологическим или звуковым, так как в нем исключительное значение имеет слово, будь оно взято отдельно само по себе, или по отношению к другому, с ним сходному.

Нужно вообще заметить, что слово человеческое, по мнению наших предков, наделено было какою-то творческою, властительною и чародействующею силою. Конечно, само по себе слово не могло иметь такого сильного значения по отношению к внешней природе, не могло заставить светить солнце, падать дождь; но зато оно всецело владело внутренним миром человека и там проявляло свое чарующее влияние, создавая небывалые отношения и образы, заставляя наших предков основывать на них свои религиозно-нравственные убеждения. Очевидно, что истекающие из этого основания народные представления и понятия еще менее могут быть приурочиваемы к почитанию христианских святых.