Церковно-исторические повествования - [51]

Немало предъявлено было на соборе "при Дубе" и других обвинений против Златоуста, но о них мы скажем кратко. Пятую группу обвинений могут составить обвинения в возбуждении народных бунтов и шестую - в насилиях, будто бы учиненных обвиняемым. Разумеется, ничего такого не было. Так, его винили в том, что будто он "возбуждал народ к восстанию вообще, против собора ("при Дубе") в частности". Здесь, вероятно, имеется в виду то, что константинопольский народ, горячо любивший Златоуста, узнав, что против последнего устраиваются интриги епископами собора, открыто и сильно выражал свое неудовольствие на правительство; но Златоуст отнюдь не побуждал народ к подобным поступкам. Напротив, он старался успокаивать народ, указывая на то, что судьбами людей управляет Бог. Что касается насилия, будто бы допущенного Златоустом, то обвинители ставили ему в вину следующее: "Некоторых монахов, имевших у себя церковные общительные грамоты, он не только не принял в общение с собой, но и ввергал в темницу". Здесь речь идет не о монахах святой жизни и поведения, а о тех клевретах Феофила, которых этот архиепископ отправлял в столицу, чтобы повредить Златоусту и очернить так называемых "Долгих братьев". Эти лица действительно угодили в тюрьму, но по мнению даже протестантских писателей (Неандера), они "по законам вполне заслужили такого наказания".

Вот сколько злобной напраслины было наговорено на соборе "при Дубе" против Златоуста.

В то время, когда эти клеветы и злонамеренные доносы предъявлялись и рассматривались на разбираемом соборе, сам Златоуст оставался в столице, в своем епископском доме, совершая свои пастырские обязанности. Но он был не один. С ним вместе находилось сорок епископов, любивших и глубоко почитавших его. Они собрались для известного собора, имевшего целью рассмотреть дело о Феофиле Александрийском; но так как в этом соборе, по неожиданно изменившимся обстоятельствам, не оказалось надобности, то они остались с Златоустом главным образом для того, чтобы разделить с ним его горести. Все они были в великом смущении. Им уже было известно, что Феофил действовал не самопроизвольно, а опираясь на придворную партию, не благоволившую к Златоусту. Смущение было тем больше, чем упорнее держались слухи (как оказалось, основательные), что архипастырь столицы, между прочим, обвиняется в оскорблении императорского величества (императрицы) и что обвиняемому грозит смертная казнь. Именно: Златоуста старались обвинить в том, что будто он называл Евдоксию Иезавелью. Основанием для такого обвинения могло быть то, что в вышеприведенном письме Златоуста к Евдоксии он действительно намекает, но только намекает, на тождество одного поступка императрицы и Иезавели (отнятие виноградника). Другим основанием могло быть то, что он в своих проповедях обличал константинопольских аристократок, проводивших жизнь не лучше Иезавели, - и это легко могло быть истолковано, как нападение именно на личность императрицы. Как не велико было смущение окружавших Златоуста епископов, сам великий святитель, однако, не падал духом. Когда некоторые из них плакали, а другие, будучи не в силах выносить печального зрелища, хотели уйти, Златоуст говорил им: "Сидите, мои братья, и не плачьте, этим вы лишь надрываете мое сердце. Смерть - общий жребий. Разве мы лучше патриархов, пророков и апостолов, которые не были тоже бессмертны?" На это один из епископов заметил: "Мы оплакиваем наше сиротство, смятение Церкви, прекращение наставлений". Златоуст, услышав эти слова, ударил указательным пальцем левой руки (обыкновенный его жест во время размышлений) и отвечал: "Не я первый был учителем Евангелия и не я буду последним. Разве по смерти Моисея не действовал Навин? Разве по смерти Иеремии не нашелся Варух? Разве после взятия на небо Илии не начал пророчествовать Елисей?" Другой епископ на это возразил: "Вот горе: если мы захотим остаться при наших Церквах, то мы принуждены будем иметь общение с лицами, которые произносят против тебя несправедливый приговор, и даже принуждены будем подписать этот приговор". Златоуст отвечал: "Оставайтесь с ними в общении, это необходимо, иначе в Церкви появится раскол; но ни в коем случае не подписывайтесь под несправедливым приговором, ибо я сознаю, что я не сделал ничего, за что я заслуживал бы лишения сана".

Между тем как велись эти печальные беседы, появились двое уполномоченных от собора, которым поручено было пригласить Златоуста для защиты и объяснения по обвинениям в заседание "при Дубе". Этими уполномоченными были молодые и не важные ливийские епископы, очень схожие по своему характеру с их главой Феофилом: они были, судя по историческим известиям, людьми, лишенными нравственных достоинств. К этим двум лицам, в качестве особого секретаря, присоединен был какой-то мальчик. Очевидно, с намерением оскорбить Златоуста, в депутаты к нему были выбраны лица самые незначительные. Но великий святитель не обратил на это никакого внимания. Он вежливо пригласил посланных в зал и дал им возможность со всей честью выполнить поручение собора. Секретарь собора вслух прочел следующую записку, которой Златоуст приглашался на собор: "Святый (?) собор, собравшийся "при Дубе", Иоанну (святитель намеренно не назван ни архиепископом, ни достопочтенным в знак того, что собор-де не признает его архипастырем). Мы получили жалобы на тебя, в которых ты обвиняешься в тысяче дурных поступков. Поэтому явись перед нашим судилищем и возьми с собой двух пресвитеров Серапиона и Тигрия, присутствие которых необходимо". Серапион и Тигрий были лицами, близкими к Златоусту, и, очевидно, были замешаны в преступлениях, приписанных архиепископу Константинопольскому. На это приглашение дано было два ответа: один от епископов, окружавших Златоуста, другой от самого Златоуста. В ответе епископов на имя Феофила говорилось: "Мы сами должны судить тебя первого, потому что у нас находится обвинительный акт, заключающий 70 пунктов преступлений, совершенных тобой. Кроме того, наш собор гораздо многочисленнее, нежели твой: вас только 36 и почти все из одного округа, нас же 40 из различных округов и в среде нас семь митрополитов". Со своей стороны Златоуст отвечал на имя не Феофила, а целого сборища. В своем письме он прямо не отказывался явиться на собор, но объявлял, что придет сюда для оправданий только под условием, если будут исключены из состава собора его личные враги - Феофил, Акакий, Севериан и Антиох Птолемаидский. Четыре раза собор приглашал Златоуста явиться для оправдания, и каждый раз Златоуст давал один и тот же ответ. Он дал тот же ответ и тогда, когда то же приглашение было доставлено ему через императорского секретаря, т.е. с ведома императора. Рассказывают, что собор свою злобу на Златоуста, за неявкой его сюда, выместил на трех епископах, с которыми он послал членам собора свой первый ответ: одного из этих епископов на соборе избили, у другого разорвали в клочки его облачение, а на третьего наложили цепи, те самые цепи, которые были приготовлены для Константинопольского архипастыря, если бы он дерзнул прибыть на собор "при Дубе".