Цепные псы церкви. Инквизиция на службе Ватикана - [34]

Молот ведьм

В течение столетий Церковь пребывала в глубоком замешательстве в отношении к колдовству. Большинство священников, особенно в сельской местности, были малообразованны и редко покидали местное население, из которого происходили сами. Вследствие этого они разделяли безоговорочную веру местного населения в реальность колдовства – в способность деревенской ворожеи, к примеру, использовать оккультные силы, чтобы губить урожай, наводить порчу на скот, вызывать загадочную смерть. Не важно, соблюдали они обет безбрачия или нет, они вряд ли хорошо разбирались в вопросах гинекологии, и многим из них, несомненно, было не по себе от того, что, очевидно, казалось нечистыми сложностями женского устройства. Своим умением управляться с такими вещами, доверием и расположением, которые она вызывала в других женщинах, деревенская ворожея почти ежедневно являла священнику практическое и наглядное доказательство его собственной беспомощности и никчемности.

Для таких священников колдовство было бесспорной реальностью – и такой, которая разжигала чувство соперничества и негодования. Вплоть до конца пятнадцатого столетия, однако, официальный догмат Церкви отрицал реальность колдовства. Гибель урожая, болезнь скота, необъяснимая смерть могли быть приписаны работе дьявола или природным причинам, но не деревенской ворожее. Что касалось официальной доктрины Церкви, колдовство считалось обманом, который сеял Дьявол. Греховным, следовательно, было не само колдовство, а вера в него и все те действия, которыми она сопровождалась. Вследствие своей веры в колдовство «ведьма отказалась от христианской веры, отреклась от своего крещения, стала почитать сатану как своего Бога, предалась ему душой и телом и сделалась его инструментом в совершении зла… которого он не способен совершить без человеческого посредничества».

Еще в девятом столетии рассказы о полетах ведьм на свой шабаш были объявлены Церковью фантазией – но всякий, разделявший подобную фантазию, считался утратившим веру и тем самым оказывался «неверным и язычником». Это положение впоследствии будет включено одним из пунктов в каноническое право. Предполагалось, что те, кто верил в колдовство, утратили веру и впали в заблуждение. Поскольку оно являлось результатом утраты веры, то утверждалось, что подобное заблуждение составляло ересь. Примерно в середине пятнадцатого столетия позиция Церкви начала меняться. В 1458 году один инквизитор, некто Николай Жакерии, доказывал, что «существующая секта ведьм» совершенно отличается от еретиков, указанных в соответствующих разделах канонического права. Другими словами, настаивал инквизитор, власть, которой обладали ведьмы, была очень реальной и не могла считаться фантазией. В 1484 году Церковь радикальным и роковым образом поменяла свою позицию. Папская булла, датируемая тем годом, полностью пересмотрела прежнюю позицию Церкви и официально признала мнимую реальность колдовства. В этой булле папа писал:

«С великой скорбью осведомились мы, что в некоторых частях Германии, особенно в областях Майнца, Кельна, Трира, Зальцбурга и Бремена, весьма многие особы как мужского, так и женского пола, не заботясь о собственном спасении, отвернулись от католической веры, имеют греховные половые связи с демонами, принимающими облик мужчин или женщин, и своими колдовскими действиями, песнями, заклинаниями и другими внушающими ужас и отвращение волшебными средствами наводят порчу, губят рождаемое женщинами, приплод животных, плоды земли, виноградники и плодовые сады, а также мужчин, домашних и других животных, виноградные лозы, фруктовые деревья, луга, посевы и урожаи».

Спустя семь лет, в 1491 году, Кельнский университет выпустил предупреждение, что всякое оспаривание реальности колдовства «повлечет за собой грех противодействия инквизиции». С помощью псевдологических доводов это положение было вскоре после того превращено в неоспоримое инквизитором из Комо, который заявил, что «многие люди были сожжены за посещение шабаша, что не могло быть сделано без согласия папы, а это является достаточным доказательством того, что эта ересь была реальной, ибо Церковь наказывает только явные преступления». По словам современного историка:

«Не удовлетворяясь более обвинениями в ведовстве или даже предположением, что ведовство по своему существу означало дьявольскую магию, судьи желали теперь изображать колдунов как участников дьявольского заговора против христианской веры и христианского общества. Колдун, занятый только причинением вреда конкретным врагам, уступал место сообществу ведьм, приверженных погибели христианского мира».

В прошлом было ересью верить в колдовство. Теперь, в одно мгновение, ересью стало не верить. Уже имелась машина, от которой никому, кого Церковь желала счесть опасным, не было спасения. Повсеместно была создана атмосфера массовой паранойи. И теперь можно было призывать к ответу козлов отпущения даже за природные катаклизмы, тем самым реабилитируя и Бога, и дьявола. Если учесть яростное женоненавистничество инквизиторов, то этими козлами отпущения почти неизменно должны были становиться женщины. В булле от 1484 года, которая официально признавала реальность колдовства, папа Иннокентий VIII особо упомянул двух людей: