Цепная реакция - [5]

Точно так же было и в тот раз. Когда Анрийс возвращался с просеки, где работал отец, почуял дым и наткнулся на костёр, то сразу увидел всё, что может здесь произойти в ближайшие минуты. Вот из длинного языка пламени выскочила искра. Вот ветер кинул её в сухую хвою. Вот треснуло, зашипело, пополз коварный оранжевый язычок. И всё! Ничего больше сделать нельзя! Огонь злорадно шипит, брызжет во все стороны, охватывает кусты, карабкается вверх по коре сосен, перескакивает на низкие густые лапы ели… Невыносимая жара, оглушительный треск горящих деревьев, густой столб дыма поднимается высоко в небо. Звери, птицы — все бегут, летят, мечутся, кричат, визжат, обгорают… И наконец выжженное дотла, пахнущее гарью чёрное царство смерти.

Всё это — начиная с искорки и кончая обгоревшими стволами — Анрийс увидел, услышал, ощутил в один миг. И хотя страшная картина лесного пожарища была нарисована воображением, отделаться от неё он уже не мог. Горящий лес стоял в глазах и тогда, когда Анрийс, заикаясь от волнения, выложил всё отцу Эдгара. Другого выхода он не видел. Нужно было во что бы то ни стало затушить костёр, а лесник Алвик был в тот момент единственным человеком, который мог предотвратить беду.

Что произошло дальше, Анрийс не знал; он мог только догадываться об этом. Зато Эдгар очень хорошо знал, что случилось у костра…

И вот оба они стоят во дворе гобземской усадьбы и смотрят друг на друга.

В стороне, откуда только что пришёл Эдгар, за лесом, в котором всё более сгущался предгрозовой сумрак, снова прозвучал раскат грома. Эдгар мельком посмотрел на верхушки деревьев и произнёс коротко:

— Цепочка.

— Что? — не понял Анрийс.

— Я говорю — цепочка. Сообщение вот такое: «Завтра, двадцать первого августа, всем пионерам быть в школе к семи ноль-ноль. Явка строго обязательна». Всё ясно?

Анрийс смотрел на него, вытаращив глаза.

— Чего уставился? Повтори сообщение!

Губы Анрийса дрогнули, он сглотнул слюну. Затем начал медленно:

— Завтра всем пионерам…

— Завтра, двадцать первого августа! — перебил Эдгар. — Не путай!

— …Двадцать первого августа пионерам быть в школе ровно в семь часов утра.

Эдгар скривился, точно надавил случайно на больной зуб. Он так тщательно продумал сообщение, взвесил каждое слово, многократно повторял текст наизусть, как стихи. Ни малейшего сомнения не должно было возникнуть в том, что его сочинила пионервожатая. А Анрийс берёт всё и переставляет, и сокращает, и переиначивает по-своему, остолоп этакий!

— Я тебе сказал иначе… Ну ладно. Одно только смотри запомни хорошенько: завтра в семь ноль-ноль. И передай дальше Рите, как положено.

Анрийс растерянно кивнул. Его застывший взгляд будто приковался к лесной дороге; неподалёку от усадьбы она исчезала за деревьями. Мысленно он был уже возле Граверов и видел, что должно произойти на том месте.

— Всё! Я пошёл! — Эдгар двинулся было в обратный путь, но вдруг повернулся снова: — А Джек? Где же ваш Джек?

Анрийс с трудом оторвался от своих тревожных мыслей. Ах да, Джек… Теперь можно сказать, теперь это не играет больше никакой роли.

— Под столом на кухне. Грозы боится.

— Вот оно что! Что ж ты сразу…

Эдгар хотел было закончить: «… сразу не сказал?» — но тотчас прикусил язык. Он не спросил — вот Анрийс и не сказал. Одновременно с чувством облегчения его охватила досада и злость. Надо же, всю дорогу напрасно боялся!

Как будто в этом был повинен не он сам, а кто-то другой!

Эдгар ещё раз взглянул на небо, потом торопливо зашагал по обочине в обратную сторону.

19.08

Анрийс проводил взглядом Эдгара, затем пошёл в дом.

— Мам, мне нужно к Рите.

Мать повернулась от плиты и вопросительно посмотрела на него.

— Надо ей передать… Завтра в семь утра в школу.

— И тебе тоже?

— Всем пионерам.

На раскалённую плиту брызнула вода из кастрюли и, шипя, быстро испарилась. На стене играли блики пламени.

— Уж очень что-то рано.

Анрийс согласно кивнул. Конечно, рано. Придётся вставать сразу после пяти. Будет ещё темно — солнце теперь поднимается лишь около шести…

— А разве Алвики не могли позвонить Рите? — спросила мать.

— Нет, у нас своя пионерская цепочка.

— Ах вот как! Тогда иди.

Мать сняла крышку с кастрюли, клубы пара рванулись к самому потолку. Дразняще запахло варёной картошкой… До Граверов два километра и дорога только одна… Интересно, почему это кладбище называется Гобземским, а не Граверским? Оно ведь как раз на середине пути между усадьбами.

— Что ж, значит, я…

Он не успел закончить — снаружи раздался удар грома, посильнее всех предыдущих. Задребезжали стёкла в окне. Джек шевельнулся под столом и тоненько взвизгнул. Жаль! Совсем неплохо было бы взять его с собой. С Джеком не так страшно.

— Надень плащ! Он там, в передней, на вешалке…

Запах молодой картошки остался позади, за плотно прикрытой дверью кухни. Шею неприятно холодил воротник чёрного клеёнчатого отцовского плаща. Полы доходили до пят, а широкие рукава пришлось подвернуть, иначе они закрывали даже кончики пальцев.

Отец скоро должен вернуться с работы. Вот бы здорово встретиться с ним в лесу, — на дороге, там!.. Нет, напрасные надежды. Отец обычно приезжает совсем с другой стороны.