Центурион Траяна - [2]

– Кстати, с сетью ты здорово управился, – хмыкнул Кука. – Может, тебе и трезубцем еще обзавестись?

* * *

Маленький отряд под началом Куки прибыл из лагеря Пятого Македонского легиона в бург на берегу Данубия несколько дней назад. Легионеры прискакали верхом. И, надо сказать, скакуны у них были очень даже приличные, на таких конях военным трибунам[4] разъезжать под стать. Все пятеро были молоды, но не новички, зато вели себя минимум как принципалы.[5] Командиром отряда значился Кука, смуглый коренастый крепыш, чья манера говорить и жестикуляция выдавали в нем уроженца Кампании.

«Прослужили лет пять-шесть, не больше, – сказал бы, глядя на них, какой-нибудь ветеран с данубийского лимеса.[6] – Успели пообтереться в лагере, но все еще сохраняют привычки юности».

В самом деле – если в Куке все еще угадывался бойкий сын лавочника из Неаполя, то в Гае Приске можно было распознать выходца из семьи как минимум всаднической, потерявшей прежнее влияние и богатство, раз юноша пошел служить в легион. Иногда в шутку товарищи называли Приска Юлием Цезарем, ибо юный Гай даже внешне походил на божественного Гая Юлия – такой же светлокожий, с темными живыми глазами.

Кука командовал контубернием,[7] но мозгом маленького подразделения являлся Приск. Тиресий – как и его мифический фиванский тезка – мог предсказывать будущее. Гигантского роста Малыш служил воплощением физической мощи. Урюмый Молчун по жестокости мог соперничать с диким зверем, хотя жестокость его никогда не бывала бесцельной.

Когда-то (как им теперь казалось, много-много лет назад) восемь недотеп-новобранцев появились в Эске погожим летним днем в последний год правления принцепса Домициана.[8] Тогда их отдали под начало Валенса, вечного центуриона пятьдесят девятой центурии. Этих восьмерых посчитали обреченными, годными разве что на то, чтобы погибнуть в первой же схватке. Но они выжили (правда, не все), многому научились и даже кое-что важное сумели совершить, о чем, впрочем, особо не распространялись.

Троих они потеряли, но начальство так и не пополнило их контуберний, однако с каждым разом приказы они получали все более сложные. Сейчас у Куки имелось при себе письмо от легата Пятого Македонского, где было сказано, что все военные части Нижней Мезии обязаны оказывать всяческое содействие контубернию пятьдесят девятой центурии легиона. Боевые когорты легиона, как и сам легат, остались зимовать в Виминации вместе с основными силами императора Траяна.[9]

Когда весной огромная армия переправлялась по двум понтонным мостам на дакийскую сторону, все были уверены, что перед такой силой Дакия не устоит. Если прикажет император, римская армия сокрушит даже горы. Однако месяц проходил за месяцем, а известий о том, что царь Децебал сдался на милость победителя, так и не было. Зато ауксиллариям-галлам,[10] охранявшим бург, пришел приказ: следить за рекой, чтобы варвары с той стороны не попытались наладить переправу.

Наконец осенью заговорили о великой победе при Тапае. Где находится этот неведомый город, крепость или перевал – никто в бурге не ведал. Но вслед за донесением о победе в битве никаких сообщений о победе в войне не последовало.[11]

О том, что армия Траяна вновь перешла Данубий и осталась зимовать в Виминации, в бурге узнали совсем недавно. Ауксилларии ждали возвращения боевых когорт в постоянные лагеря Нижней Мезии в надежде, что хотя бы в новом году гарнизон бурга сменят. Жить в лагере подле канабы[12] не в пример удобнее, нежели торчать в башне, одиноко стоящей на берегу. Но теперь, когда в постоянный лагерь легиона из похода вернулись только те, кого сочли непригодными для нового похода, надеяться на скорую смену не приходилось.

А потом появился этот потрепанный в боях неполный контуберний. Но пришел он явно не на смену ауксиллариям. Да и вообще вид у них был странный – все они давно не стриглись и не брились, так что волосатостью напоминали местных гетов, что не подрезают ни волос, ни бороды.

* * *

Юноша-галл, сменившийся из караула, не отходил от легионеров ни на шаг. Они казались ему полубогами, спустившимися с Дакийских гор.

– А какая она, эта Сармизегетуза, столица Децебала? – спрашивал он всех по очереди.

Не иначе, она представлялась ему похожей на Рим, которого юный галл никогда не видел.

– Сбегай на ту сторону да погляди, – отозвался Кука.

– А ты меня возьмешь с собой? – не подумал смутиться мальчишка.

– Как звать тебя?

– Ингиторий.

– Так вот, если бы ты хоть немного подумал, Ингиторий, то сообразил, что мы не добрались до Сармизегетузы. Иначе ты бы не сидел сейчас в этом бурге, ибо граница в этом случае проходила бы совсем в другом месте, – насмешливо заметил Тиресий.

– А мне этот паренек нравится, – заявил Кука. – Надеюсь, в бою он такой же наглый.

Пятерка вела себя странно. Первым делом они принялись расспрашивать: не видел ли кто чего необычного в последние дни. Солдаты в бурге недоуменно переглядывались, отвечали: не видели.

Но гнусавый раб с таможенной станции сообщил, что замечал вечерами огни на той стороне реки. Раб был частым гостем в бурге, приторговывал копченой рыбой, у него всегда можно было достать кое-какую мелочовку, потребную в ежедневном быту, а не тащиться за всякой ерундой в Новы или Эск. Гнусавый утверждал, что видел раза три, не меньше, как с дакийской стороны на римскую в ночной темноте скользит быстроходная лодочка. Всякий раз лодка причаливала не у самой станции, а ниже по течению. Да и наблюдал лодку гнусавый раб мельком – когда луна выглядывала из-за туч. Не всякий бы и заметил такой челнок на воде, но – так утверждал гнусавый – глаз у него был наметанный.