Центральный зомбилэнд - [9]

Вообще-то Кирилл и сам до последних месяцев к подобному, кажется, не стремился. Инстинкты работы, приобретения, познания, чуть-чуть близости и очень сильно общения, и еще множество других эволюционно-полезных инстинктов саморазвившихся в личности зомби, надежно предохраняли его от вредной или хотя бы просто бесполезной мысленной активности. Однако спустя какое-то время после открытия Кириллом уникальности своей левой конечности, начали на него накатывать необъяснимые периоды внутреннего ступора. И тогда он ничем уже не занимался, а только думал и думал, и порой сам не мог сформулировать, о чем он думал и до чего додумался. Эти дурацкие приступы поначалу сильно тревожили его и заставляли сомневаться в собственной адекватности. Однако в конце концов он примирился с ними и стал считать их частью своей уникальности. Ну как левую руку, столь долго задержавшуюся на его плече.

Вот и сейчас, оставив Лину по уши увязшей в соцсети (написав наконец свои встречкомменты, она пустилась комментировать и оценивать утренние выкладки подруг и знакомых, а также всех попавшихся по пути зомби), Кирилл погрузился в несколько бессвязные размышления. Вначале он думал о том, зачем вообще было учиться управлять зомбимобилем, если в каждой современной машине есть функция автоводителя на случай потери рук. Между тем инструкция по вождению и уходу за машиной пишется на подкорку каждого взрослого зомби и наверняка сильно загружает память.

Затем он наблюдал за сумасшедшей весенней мухой, каким-то неведомым образом проникшей в салон, а может, и проспавшей в нем всю зиму и выведенной из комы настойчивыми лучами яркого солнца. Муха вела себя совершенно неадекватно. Она носилась вдоль лобового стекла, непрерывно билась в него, после на секунду садилась на руль или на оставшуюся руку Кирилла, а затем с разгона тыкалась в его нос или щеку. И снова она возвращалась к лобовому стеклу, оглашая салон машины веселым гудением. Муха как будто просила прихлопнуть ее, поскорее завершив столь бессмысленные упражнения.

Кирилл потянулся было уже наказать надоеду, в очередной раз выводившую кренделя прямо перед его носом. И вдруг, сам не зная почему, он не стал этого делать. Более того, он слегка опустил боковое стекло, давая мухе спасительную лазейку. Насекомое, однако, ничуть не впечатлилось его благородным поступком и продолжало стремиться к гибели с настойчивостью самоубийцы. Странное слово – «самоубийца». Оно выплыло откуда-то с самых глубин памяти, грубое, злое и слегка липкое. Несколько минут Кирилл даже думал, что он сам это слово придумал. Никто из его знакомых зомби явно его не употреблял в своей речи. Даже в теории Кирилл не представлял, что разумное существо может вопреки всем инстинктам лишить себя жизни. Но нет, слово было явно старое и тяжелое, наполненное каким-то пусть не хорошим, но глубоким и сильным содержанием. Где он мог его услышать? Возможно, в каком-нибудь старом тесте по социализации или по истории эволюции зомби. Собственно, напугало Кирилла не само слово, а то, что ему вдруг подумалось о возможности его применения к зомби. К любому зомби, даже к нему самому…

Хлопок по щеке был негромким и слегка влажным. Не отрываясь от проекции экрана зомбифона, Лина левой рукой пришлепнула муху, когда та на пару мгновений замерла на его щеке, видимо, тоже размышляя о собственной смерти. Скомканные останки насекомого зомби-девушка смахнула в сторону передней панели.

– Милый, тебе так тяжело без одной руки… – Голос Лины был натренировано сочувственным. – Хорошо, что завтра ее уже заменят.

Девушка, не выныривая из сети, подставила щеку, и Кир обреченно чмокнул ее. Впрочем, целовать нежно-бархатистую упругую кожу Лины было очень приятно. Он даже подумал бы, что у него включается инстинкт близости, но это был полный бред. Инстинкт близости не мог включиться внутри машины. Просто не мог и все.

Слова постподруги вновь вернули мысли Кирилла к теме, от которой он так старался убежать с самого утра, ? к потерянной левой руке. К руке, которая делала его таким необычным зомби. Чувство пустоты слева стало почти физически осязаемым. То, что завтра на этом месте появится другая, новая левая рука, почему-то совсем не успокаивало его. Вопреки всей зомби-логике он понимал, что это будет уже не совсем он, что какая-то его часть уже ушла и больше не вернется.

Он вновь попытался вспомнить вчерашний день. Получилось еще хуже, чем утром. Заведений, в которых они побывали с зомби-друзьями, было явно больше трех. Пили они что-то явно крепче пива. И он в принципе не мог вспомнить, ни где они были, ни что пили, не говоря уже о том, где исчезла столь дорогая ему конечность. Звонить остальным участникам веселого отдыха было более чем бесполезно. Даже проведенный в трезвости вечер они на следующий день не могли вспомнить хоть сколько-нибудь четко. Кроме того, Кирилл не без основания подозревал, что его расспросы о подробностях такой мелочи, как потеря руки, вызовут у них некоторые сомнения в его адекватности. Все эти мысли уже практически привели его к выводу, что лучше бы он вовсе не обращал внимания на дату на своей потерянной руке. А еще лучше бы она отвалилась в положенный ей срок и не выносила ему мозг. Фразу эту активно использовали в одном из новых ситкомов по зомби-панели. Смысл ее особенно никто не понимал, но использовали все, потому что произносивший ее герой считался самым крутым зомби в сериале.