Ценные бумаги. Одержимые джиннами - [12]

Шрифт
Интервал


Аркадий, ученик Мирзабая: Абай рассказывал, что долго просил Мирзабая познакомить с его Мастером. Знакомство происходило в лучших традициях. Абая очень тонко, с восточным юмором, разыграли. Мастера Мирзабая звали Еллу. Его самого я не видел. Видел фотографии. Да, он был дервиш. (Я тоже дервиш.) Подробностями о Еллу не интересовался из вежливости. Рассчитывал узнать что надо со временем. Надеялся увидеть. Было очень любопытно, но просить привезти его не считал возможным.


Димамишенин: Кстати, расскажите о тех, кто вообще был вокруг Мирзабая, чем вы интересовались, что примкнули к Нему?


Аркадий, ученик Мирзабая: Европейская часть фигурантов интересовалась кто чем. Кто космической энергией мистиков, кто буддийской этикой. Кто чем. Встретились все у Мирзабая. Мистицизм — дело спорное. Советский дервиш — живой. Гораздо здоровее на голову. Общение было стильное, но внутри своего круга. Мирзабай был своеобразен. Но органичен. Говорил о космосе. А почему нет? Там такое небо! Мне нравилось, что нет признаков тухлого сектантства. Люди играют в нечто «отдаленно-НЕ-напоминающее сектантство». И тоже вполне приемлемо:


Нет теории

Нет проповедей

Денег никогда не требовалось

Уходить из семьи не требовалось

Молиться и голодать не требовалось

Нет принуждения

Нет склонения к сексу

Нет невропатов

Нет психопатов


Это бесспорные доказательства того, что секты нет.

Нормальные, взрослые люди. Интеллигенция сплошная.


Талгат, как азиат, знал о существовании этого явления. Но хотел, чтобы это было в стиле секты. Так себя и вел. Реально, по известным признакам, являясь патологической личностью, стремился подчиняться, подавляться и мучиться под видом духовного подвижничества. Чтобы тешить манию величия. Мол, я титан духа, терплю усмирения плоти. Этим он вызывал естественно негативную реакцию Абая. (Абай не был Мастером. Он всегда был переводчиком и наиболее близким к Мирзабаю человеком. Так всегда себя и вёл.)


Димамишенин: То есть был ближайшим учеником Мирзабая и преемником. Абай Борубаев (кроме того, что был крещенным по православному обряду, успел стать буддийским монахом и принять имя Аннда Ананда) — также его знали все как специалиста по восточной медицине, который мечтал основать и возглавить Институт по изучению паранормальных способностей Человека, какие уже созданы в Западной Европе и Америке.


Аркадий, ученик Мирзабая: Абай был Первым учеником. И по времени и по качеству. Не преемником. Учеником, который, вполне в приемлемой для знакомых людей форме выразил Талгату свое мнение. С точки зрения общественной морали звучит дико. С точки зрения морали личной послать придурка можно в любой приемлемой внутри круга знакомых форме. «Свои собаки дерутся — чужая не приставай». Абай был очень нормальный человек. Ему не нравилось, если из него делали религиозного лидера. Мирзабай, рассказывали, прогонял тех, кто приезжал на него (Мирзабая) молиться. И вот группа взрослых, нормальных, неглупых людей убивают человека. Это не является их действием. Это тот человек убился ими. У группы нет признаков секты. У Талгата все признаки патологической личности с комплексом саморазрушения. У группы на глазах любимый артист. У группы на глазах — чемпион Казахстана по каратэ. Его нельзя не то что убить. Ему больно нельзя сделать. Если он умер, значит сам хотел. А от сумы и тюрьмы, от трагических ошибок и недоразумений никто не застрахован.

Общественность это толпа. Не рассуждает. Реакция её однозначна. И нельзя рассчитывать на понимание.


Димамишенин: Я считаю, что толпой, общественным мнением, большинством можно манипулировать и создавать то понимание в его недрах, которое выгодно более талантливому и освоившему методы доминирования и управления психическими процессами меньшинству. Примеры Адольфа Гитлера, Владимира Ленина или Чарльза Мэнсона уже стали историей, которую преподают в средней школе.


Аркадий, ученик Мирзабая: По-моему толпой нельзя манипулировать. Возможно только вызвать отклик у людей родственного психотипа. Остальные будут или нейтральны, или оппозиционны. Раскомандовать всех, по-моему, невозможно. Даже если дать только одну трактовку происходящего. Всегда найдутся проницательные и понимающие. Не знаю, интересна ли будет читателям эта версия. Если хотите добавить мистики, не возражаю. Можно будет подумать над художественным вариантом.


Димамишенин: Я уверен, что читателям будет интересно. Я считаю, что это уникальный материал. В первую очередь потому, что он совершенно альтернативен всему, что эти самые читатели когда-либо читали, смотрели и слышали. А насчет мистики? Неужели Вы считаете, что без нее могло что-либо произойти подобное? Если бы не она, вся история с Талгатом Нигматулином и Вами походила бы на рядовой бытовой криминал!


Аркадий, ученик Мирзабая: Имел в виду, что в связи с отсутствием мистики моя версия может быть невыгодна для продажи. Тогда можно сочинить мистические варианты. Например: Духовный Учитель Мирзабай, Живой Бог, человек равный Христу и Будде — Мирзабай, достигший божественного просветления, пришел к людям, чтобы дать им истинное знание. По образу Христа и апостолов. Образ жизни его соответствовал требованиям учения, собрал вокруг него учеников. Один из них, Талгат, не желая принимать учение в исходной форме, извратил его, внеся совершенно от себя элементы рабской покорности и необходимости терпеть, терпеть и терпеть физические истязания. Этот вариант сгорит на отсутствии учения. Но этого могут не заметить.


Рекомендуем почитать
Мировая революция-2

Опубликовано в журнале «Левая политика», № 10–11 .Предисловие к английскому изданию опубликовано в журнале «The Future Present» (L.), 2011. Vol. 1, N 1.


Крадущие совесть

«Спасись сам и вокруг тебя спасутся тысячи», – эта библейская мысль, перерожденная в сознании российского человека в не менее пронзительное утверждение, что на праведнике земля держится, является основным стержнем в материалах предлагаемой книги. Автор, казалось бы, в незамысловатых, в основном житейских историях, говорит о загадочном тайнике человеческой души – совести. Совести – божьем даре и Боге внутри самого человека, что так не просто и так необходимо сохранить, когда правит бал Сатана.


Предисловие к книге Эдгара Райса Берроуза "Тарзан - приёмыш обезьяны"

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


О своем романе «Бремя страстей человеческих»

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Правда не нуждается в союзниках

«Правда не нуждается в союзниках» – это своего рода учебное пособие, подробный путеводитель по фотожурналистике, руководство к действию для тех, кто хочет попасть в этот мир, но не знает дороги.Говард Чапник работал в одном из крупнейших и важнейших американских фотоагентств, «Black Star», 50 лет (25 из которых – возглавлял его). Он своими глазами видел рождение, расцвет и угасание эпохи фотожурналов. Это бесценный опыт, которым он делится в своей книге. Несмотря на то, как сильно изменился мир с тех пор, как книга была написана, она не только не потеряла актуальности, а стала еще важнее и интереснее для современных фотографов.


Газетные заметки (1961-1984)

В рубрике «Документальная проза» — газетные заметки (1961–1984) колумбийца и Нобелевского лауреата (1982) Габриэля Гарсиа Маркеса (1927–2014) в переводе с испанского Александра Богдановского. Тема этих заметок по большей части — литература: трудности писательского житья, непостижимая кухня Нобелевской премии, коварство интервьюеров…