Ценностный подход - [6]

В ответ Фарбер улыбается не очень искренне, скорее, только для того, чтобы показать, что он оценил шутку. В этот момент нам на контроль с магнита везут сразу три партии и готовятся подать ещё столько же. А это значит — завал!

Вижу, что Фарбер внимательно смотрит за движением тележки, и когда она останавливается рядом со столом контролеров, поднимает глаза. Соответственно, наши взгляды встречаются, и я пытаюсь безмолвно выразить свое недовольство. Улыбка на лице Фарбера превращается в усмешку. Глубоко вздохнув, я поднимаюсь со своего места и спешу на помощь контролерам.

Глава три

Кабинет директора находится на самом верхнем этаже. Туда каждый день к пяти часам поднимаются два представителя от каждого сектора: начальник производства и начальник отдела технического контроля. С тех пор как я первый раз оказалась в этой части административного корпуса, прошел почти год, но я все равно чувствую легкое волнение. Прайс — замечательный руководитель, и это я связываю с тем, что со всеми этапами производства он знаком не понаслышке. И внешне это хоть уже немолодой (директору не так давно исполнилось пятьдесят), но весьма приятный мужчина, умеющий договориться, кажется, с любым человеком в мире. Он обладает завидным терпением и умением не показывать идиоту, что он идиот.

Вот и сейчас, пока Тышлер излагает сущность своей «гениальной» идеи по модернизации старых станков, Прайс слушает его с непроницаемым видом, словно тот вовсе и не отнимает у нас всех драгоценное время. Я вот, например, могла бы уже прокрутить вращение у двух-трёх партий подшипников или внести данные о браке в отчет, который от меня ждет не дождется мой славный босс. Вместо этого, я вынуждена сидеть здесь и наблюдать за попытками Тышлера выдвинуться, показав себя перед директором этакой кладезю великолепных идей и потрясающих предложений. Меня сейчас может стошнить, глядя на это, кстати говоря.

У нас с Тышлером давние неприятельские отношения. Начиналась эта история примерно так: то была майская пятница тринадцатое. Отработав по двенадцать часов три дня подряд, я ушла на заслуженные выходные. За несколько дней до этого я решила, что терпеть такую работу, которую почти год выполняла в сепараторном секторе, больше не хочу, поэтому, проснувшись немного позже обыкновенного, поехала на завод.

В отделе кадров, спрашивая заявление на увольнение, я размышляла о том, что будет со мной дальше. Мне оставалось учиться ещё три с лишним года, а студентов, пусть даже и заочников, брать на работу никто не спешит. Но многочисленные ссадины на руках, образовавшиеся из-за постоянного контакта с заготовками сепараторов из бронзы и латуни, которые я обрабатывала голыми руками, не успевали заживать до того, как образовывались новые. Глядя на них, я понимала, что поступаю правильно.

Однажды я пробовала работать в перчатках, но появившийся откуда ни возьмись начальник производства по фамилии Тышлер заявил с надрывом в голосе:

«Ну, ты придумала! Работать в перчатках за этими станками не положено по технике безопасности. Если сверло зацепится за нитку и намотает её, то тебе оторвет руку».

Столь неблагоприятный прогноз ошарашил меня не больше, чем тон, которым он был сказан. Тышлер к тому времени давно имел репутацию того ещё урода, и однажды даже обвинялся в рукоприкладстве по отношению к женщине, годящейся ему в матери. Однако после многочисленных извинений, принесенных Эдмундом, конфликтная ситуация была улажена, а пострадавшая, к удивлению многих, продолжила работать дальше.

Мне, конечно, подобное отношение казалось дикостью, но, несмотря на исходившую от Тышлера угрозу, я его никогда особенно не боялась, поэтому спросила, как мне быть, если у меня болят руки от металлической стружки, которая впивается мне в кожу. Порою мне приходится расковырять место проникновения до крови, чтобы извлечь занозу.

«Ты знала, куда шла работать», — вот и все, что я услышала в ответ.

Будучи тогда ещё спокойным по натуре человеком, я, однако, буквально рассвирепела: швырнула сепаратор с такой силой, что он отлетел метров на пятнадцать и звонко ударился о пол. Затем я сняла перчатки, и демонстративно отбросила их в сторону, после чего, взяв другую заготовку взамен выброшенной, вернулась к работе, которая заключалась в том, что мне приходилось прогонять каждое отверстие на торцевой части полусепаратора специальным сверлом, чтобы заклепка при сборке подшипника вставлялась свободно.

Проследив за моей истерикой с ухмылочкой на лице, Тышлер сообщил, показав на валявшийся на полу, чуть искривившийся от удара полусепаратор:

«За это я вычту из твоей зарплаты».

Слова его я запомнила и поняла, что ко мне относятся, как к последнему дерьму. Припомнив, как ещё совсем недавно, тот же Тышлер обвинял меня в том, что я подделываю справки о сдаче крови в качестве донора, на основании которых не выхожу на работу, я окончательно утвердилась в своем решении, хотя альтернативы никакой не имелось.

Но то была пятница тринадцатое, в которую я вытащила свой счастливый билет. Мне предложили перейти в сектор А на должность контролера.

Кроме работы, которую я сразу полюбила всем сердцем, потому что страсть к всевозможным важным документам и их заполнению у меня с самого детства, здесь оказалось много других преимуществ. Я уже не ходила по горам грязной стружки, и моя одежда не пропитывалась насквозь запахом смазочно-охлаждающей жидкости. Здесь я носила белый халат и занималась нужным делом.