Цена жизни - [20]

— Полегче, — остановил старосту охранник. — Его сам господин комендант приказал устроить.

— Ааа, комендант, — ухмыльнулся староста. — Ну, тогда другое дело. — Он взял Шими за шиворот, и без видимых усилий поволок внутрь барака. Между стеной туннеля, и сплошными нарами в четыре яруса оставался узкий проход. Староста потащил Грина по проходу. Шими почти ничего не видел из-за застилающей глаза пелены. — Потеснись, — рявкнул староста. — На нарах тут же образовалось пустое место. — Здесь будешь спать, — сказал он Шими, и отпустил воротник. Шими упал на колени, кое-как поднялся, и влез на свободное место. Матраца не было, одни голые доски. Шими лег на спину, и стал приходить в себя. Прошла не одна минута, пока он смог поднять голову. Вокруг было тихо. Шими сел, и увидел, что на него смотрят десятки пар любопытных детских глаз.

— Привет, — свесилась с верхних нар чья-то белокурая голова. — Ты кто? Как звать?

— Я Шими Грин, — ответил Шими.

— Я Эрик. Расскажи, что там снаружи, Грин, — обладатель головы соскочил вниз, и втиснулся рядом с Шими. Был он худой, невысокий, жилистый. Что-то неуловимо отличало его от остальных детей. Может быть, лицо, лишенное детской припухлости. Может быть, из-за пересекавшего его левую щеку шрама он казался старше, а может, из-за холодных голубых глаз, в которых не было ни капли детской наивности. В глазах не было ни следа страха, типичного для остальных детей в бараке. Эрик не боялся. Долго поговорить им не дали. Из своей комнатки у входа выглянул староста, и рявкнул:

— Помогальники, ну-ка разобрались быстро. Чтоб было тихо!

Тут же с ближайших ко входу нар соскочили трое с дубинками, все как один не по годам здоровые, если бы не лица, их вполне можно было бы принять за взрослых. Они направились к нарам, где лежал Грин. Эрик замолчал. Один из «помогальников» прошелся вдоль нар, постукивая по ним дубинкой. Напротив Грина он остановился, и ткнул того дубинкой в ботинок.

— Обувь снять, — приказал он Грину. Грин подтянул ноги к себе, и принялся расшнуровывать ботинки. Стащив их с ног, он, было, поставил их на пол, но тут заметил, что, кроме его ботинок, на полу ничего нет. Тогда он поднял их назад, и сунул под голову. Лежащий рядом Эрик заговорщицки подмигнул. По босым ногам тянуло холодом. Хорошо еще, что штаны ему выдали на пару размеров больше, и он спрятал ступни в штанины. Впрочем, в бараке было относительно тепло. Стояли две печки, одна у входа, другая в самом конце. Да еще полторы сотни тел на нарах, нагревали воздух до вполне терпимой отметки. Заснул он не сразу. В бараке то и дело начинал кто-то плакать, звать маму Скученность, спертый тяжелый воздух, тоже крепкому сну не способствовали. Грин, домашний мальчик, к такому не привык, и поначалу ему было тяжело. Впрочем, он быстро ко всему притерпелся. Дети адаптируются к новым обстоятельствам гораздо быстрее взрослых. А Грин, вдобавок ко всему, как-то сразу перестал бояться. Предательство друзей вырвало из его жизни, из души, большой кусок. Последние слов тетки дали направление — выжить, выжить любой ценой. Он понял, что, если будет рефлексировать, жалеть себя, думать о том, как ему плохо — ему крышка, и переключился на выживание. Почти все обитатели детского барака жили в туннеле третью неделю. За это время у них образовалась своя социальная структура, своя иерархия. На самом верху был, понятное дело, староста, Авирам, и трое его помощников, которые исполняли роль надсмотрщиков-бригадиров.

Ниже, среди простых, не приближенных к особе старосты, тоже сама собой образовалась иерархия. Как обычно и бывает в детских коллективах, особенно, когда взрослые не вмешиваются, наверху оказались самые сильные и наглые. Самому младшему мальчику в бараке было одиннадцать, самому старшему — почти восемнадцать. В возрасте, когда старший всего на год, может быть вдвое сильнее, у младших просто не было шансов. Грина поразило, до чего забитые, испуганные глаза были у малышей. Впрочем, почти у всех в глаза застыл страх, не только у самых маленьких. Стоило старосте прикрикнуть, как голову в плечи втягивали даже те, кто без стеснения шпынял малышей. Эрик, тот очень удивился, что староста не избил Грина до полусмерти. Тех, кто приходил в барак уже после того, как людей из палаточного лагеря переселили в туннель, староста пропускал через процедуру «прописки», после которой новички, обычно, несколько дней не могли встать с нар. Может быть, именно это привлекло Эрика в Грине: он, как и Эрик, не боялся. Впрочем, Грин не торопился обзаводиться друзьями. Он подсознательно опасался нового предательства.

— Тебе везет, Грин, — сказал ему Эрик за завтраком. С кухни привезли бачки с едой и чаем, хлеб. Староста руководил раздачей — кому больше, кому меньше, кого вообще прогнал от бака. Грин, тем не менее, получил полную тарелку каши, ломоть хлеба и кружку с чаем. — И «прописку» тебе не устроили, и еду дают — как старичкам. Колись, что в тебе такого особенного?

— Да ничего такого, — пожал плечами Грин, и тут же перевел разговор: — А почему вон тем еду не дают?

— Кому? А, тем, — понял Эрик. — Ну, вот тот мелкий, его Стасиком зовут. Он старосте сапоги плохо почистил. За это староста лишил его завтраков. Вон те двое парашу позавчера опрокинули. А вот про того не знаю, может быть, просто так. Староста и помогальники жрут «от пуза», а еды дают впритык, вот всем и не хватает. Да тут еще эти…