Цена желаний - [21]

Но мистер Каррингтон, запустив в сына связкой бумаг, изрек, подобно дельфийскому оракулу: «Параграф 35 закона. Лучше бы они уладили дело помимо суда», бросил два использованных конверта куда-то в направлении корзины для бумаг и накинулся на листок густо исписанной почтовой бумаги; грозно взирая на него, он потер кончик носа указательным пальцем и объявил:

– Вот оно. Вам лучше его иметь, суперинтендант. Может ничего не значить, а может значить очень много. Вот, Джайлз, погляди! Что этот парень думал, я могу ему сказать нового? Узнаю Арнольда! Тратить понапрасну мое время своими бессмысленными вопросами! А вот относительно Тони – слышать неприятно: зачем злосчастное дитя обручилось с этим юным растратчиком? Читай!

Джайлз в это время уже читал. Дойдя до конца, он передал письмо Ханнасайду со словами:

– Думаю, оно очень кстати.

Письмо было на бланке и написано от руки разгневанным человеком.

«Дорогой дядюшка!

– начиналось оно, и без всякого перехода: – Какова точка зрения закона, разделяемая Вашей фирмой, касательно систематических махинаций со счетами, которыми занимается один из чиновников? Я вывел на чистую воду это ничтожество Мезурьера и намерен начать против него судебное преследование, но хотел бы я знать, как обстоят дела, перед тем, как действовать. Я вызывал его, и он имел наглость надеяться, что я его прощу, так как, видите ли, он отдает назад эту, как он выразился, «ссуду» в установленные им сроки. Уменьшает ли это мои шансы? Большую часть украденных денег он все еще не отдал. Наверняка ли я выиграю дело? Не отвечайте мне сентиментальной чушью; подлец обручился с этой проклятой дурочкой Антонией, и я хочу вывести его на чистую воду. Будьте добры, займитесь этим делом незамедлительно и подайте мне совет».

Суперинтендант прочел письмо с присущей ему вдумчивостью и сказал:

– Да, оно в самом деле кстати… Вы совершенно правы. Пожалуй, он слишком суров в отношении этого парня Мезурьера, а?

Мистер Каррингтон, который снова охотился за чем-то в дебрях своего стола, временно прервал свои занятия и, крутанув стул, повернулся к Ханнасайду:

– Суров? Дьявольски мстителен, сэр, таков – таким был – мой племянник Арнольд. – Он помолчал и ворчливо прибавил: – De mortuis nil nisi bonum,[2] как своего рода отпущение грехов. Но я в жизни не встречал парня с худшим сердцем, или такого упрямого осла…

– Ну, это вы уж слишком, сэр, – возразил Джайлз.

– Не перебивай, – сердито сказал мистер Каррингтон и переключил свое внимание на Ханнасайда: – Можете оставить у себя письмо. Насколько я могу судить, вы человек здравомыслящий. У меня нет желания навлекать беду на этого Мезурьера, но у меня еще меньше желания смотреть на то, как вы, люди из Ярда, идете по ложному следу. Я вовсе не подыгрываю этому юному кретину, моему племяннику, даже и не знаю, почему я называю его своим племянником; слава тебе, Господи, никакой он мне не племянник! Но насколько я его знаю… Да, в чем дело? В дверь постучали, вошел клерк и тихо сказал:

– К мистеру Джайлзу, сэр.

– Да? – повернул голову Джайлз. – Что-нибудь срочное?

– Пришел мистер Кеннет Верикер, сэр, и будет рад, если вы уделите ему несколько минут. Он говорит, что это очень срочно.

– Скажите ему, что в данную минуту я занят, но, если он согласен подождать, я позже готов его принять.

Ханнасайд весь устремился вперед.

– Вы не возражаете, если я повидаюсь с мистером Кеннетом Верикером? – спросил он.

Глаза Джайлза встретились на мгновение с глазами отца. Чарльз Каррингтон лаконично сказал:

– Скажите мистеру Верикеру, что здесь находится суперинтендант Ханнасайд, который хотел бы с ним увидеться.

– Хорошо, сэр. Клерк вышел.

Через две минуты появился Кеннет в истрепанных штанах из серой фланели, в рубашке с мягким воротником и галстуком в виде шарфа и в старом твидовом пиджаке. Черный завиток падал на бровь, глаза смотрели живо, с любопытством.

– Привет, дядюшка! Привет, Джайлз! – беззаботно произнес он. – А где же этот ягненок-полицейский? Боже милостивый, в вас нет ничего от ягненка! Еще одна фантазия Тони! Между прочим, я пришел к выводу, что мне хорошо было бы обеспечить себе защиту. Прочел вчера в «Ньюс оф зе уорлд», и мне показалось, что это хорошая мысль.

– Хотелось бы, – сказал мистер Каррингтон брюзгливо, – чтобы ты не приходил в мою контору в облачении третьесортного художника из Челси.[3]

– Почему? – заинтересовался Кеннет.

– Потому что мне это не нравится, – ответил сбитый с толку мистер Каррингтон. – И не нравится этот бабий галстук.

– Ну, если на то пошло, мне не нравится ваш, – сказал Кеннет. – По-моему, просто ужасный галстук, но я бы никогда не сказал этого, если бы вы не принялись за мой, ибо я верю в права личности. Но, на самом деле, я пришел сюда отчасти по поводу моей одежды. – Он повернулся к Ханнасайду и вежливо спросил: – Вы ведь не будете возражать, если я сперва покончу со своим делом?

– Вовсе нет, – ответил Ханнасайд. Несмотря на равнодушный вид, он не упустил ни единого жеста, ни одной интонации. – Если вы хотите поговорить с мистером Каррингтоном с глазу на глаз, я могу выйти.

– О Боже, нет! Ничего личного! – заверил его Кеннет. Просто о деньгах Арнольда. Я наследник, ведь правда, Джайлз? Черт возьми, должно быть так! Он не мог нарушить завещание отца. Так вот, нельзя ли получить вперед? Прежде всего, мне нужны рубашки, и я не могу получить их в кредит, поскольку Арнольд сказал, что он не отвечает за мои долги, черт бы его подрал! Кроме того, от Макстона ко мне прислали какого-то вонючку, заявившего, что если я не заплачу по счетам, они примут меры. А если «принять меры» означает тюрягу, то мне нельзя туда отправиться по крайней мере еще недели две, поскольку я работаю над картиной. А посему не выложите ли вы на бочку необходимую наличность?