Цена соли - [27]

— Кто такая Эбби?

— Эбби? Моя лучшая подруга, — затем Кэрол посмотрела на нее. — Разве тебе не холодно с открытым окном?

— Нет.

— А должно быть.

Они остановились на красный, и Кэрол подняла стекло. Кэрол посмотрела на нее так, словно увидела впервые за сегодняшний вечер, и под ее взглядом, который прошелся по ее лицу и сложенным на коленях рукам, Тереза почувствовала себя словно щенок, которого Кэрол купила в придорожном питомнике, и только сейчас вдруг вспомнила, что везет его с собой.

— Что случилось, Кэрол? Ты сейчас разводишься?

Кэрол вздохнула.

— Да, развожусь, — ответила она совершенно спокойно и нажала на газ.

— И ребенок у него?

— Только на сегодняшний вечер.

Тереза собиралась задать еще один вопрос, когда Кэрол сказала:

— Давай поговорим о чем-нибудь другом.

И машина покатила дальше — радио играло рождественские гимны, все пели.

А они с Кэрол молчали. Они проехали мимо Йонкерса, и Терезе показалось, что все шансы продолжить разговор с Кэрол она оставила где-то позади, на дороге. Неожиданно Кэрол настояла на том, что она должна что-нибудь съесть, потому что время приближалось к восьми, так что они остановились в маленьком ресторанчике на обочине дороги, в месте, где продавали сендвичи с обжаренными моллюсками. Они сели у стойки и заказали сендвичи с кофе, но Кэрол так и не поела. Кэрол расспрашивала ее о Ричарде, не с таким интересом, как в воскресенье после обеда, а, скорее, чтобы удержать Терезу от вопросов о ней. Это были личные вопросы, но Тереза отвечала на них механически и безразлично. Тихий голос Кэрол все спрашивал и спрашивал, гораздо тише, чем голос мальчика за стойкой, который разговаривал с кем-то в трех метрах от них.

— Ты спишь с ним? — спросила ее Кэрол.

— Спала. Два или три раза, — Тереза рассказала ей обо всем, о ее первом разе и трех последующих. Разговор ее совершенно не смущал. Никогда раньше все это не казалось ей таким скучным и неважным. Она чувствовала, что Кэрол могла представить себе каждую минуту тех вечеров. Она ощутила беспристрастный, оценивающий взгляд, которым Кэрол ее окинула, и знала, что Кэрол собирается сказать — что она не выглядела особенно холодной, или, может быть, эмоционально изголодавшейся. Но Кэрол молчала, и Тереза неловко уставилась на список песен на маленьком музыкальном автомате, стоявшем перед ней. Она вспомнила, как кто-то сказал ей однажды, что у нее чувственный рот, но она не могла вспомнить, кто именно.

— Иногда нужно время, — сказала Кэрол. — Разве ты не веришь, что людям можно дать еще один шанс?

— Но зачем? Это неприятно. И я не влюблена в него.

— Разве ты не думаешь, что могла бы влюбиться, если бы постаралась?

— Это вот так люди влюбляются?

Кэрол взглянула на голову оленя, прикрепленную к стене за стойкой.

— Нет, — с улыбкой ответила она. — Что тебе нравится в Ричарде?

— Ну, он …

Но она не была уверена, действительно ли это было искренностью. Он не был искренним, она чувствовала это, в своем стремлении стать художником.

— Мне нравится его отношение — больше, чем просто мужское. Он по-настоящему относится ко мне как к личности, а не просто как к девушке, с которой он может дойти до определенной черты или нет. И я люблю его семью — тот факт, что у него есть семья.

— У многих людей есть семьи.

Тереза попыталась объяснить снова.

— Он гибкий. Он меняется. Он не такой, как большинство мужчин, о которых ты можешь сказать «Это доктор» или «Это страховой агент».

— Я думаю, ты знаешь его лучше, чем я знала Харджа после нескольких месяцев брака. По крайней мере, ты не собираешься допустить ту же ошибку, что я — выйти замуж, потому что среди твоего окружения полагается так поступать, когда тебе двадцать или около того.

— Ты имеешь в виду, что ты не была влюблена?

— Нет, была, очень сильно. И Хардж тоже. Он был из тех мужчин, кто за неделю может полностью завладеть твоей жизнью и положить себе в карман. Ты когда-нибудь была влюблена, Тереза?

Она подождала, пока слово из ниоткуда, фальшивое, виноватое, не сошло с ее губ:

— Нет.

— Но ты бы хотела, — Кэрол улыбалась.

— Хардж все еще в тебя влюблен?

Кэрол посмотрела пристально вниз, на колени, и она, вероятно, была шокирована ее прямотой, подумала Тереза, но, когда Кэрол заговорила, ее голос был таким же ровным, как и прежде:

— Даже не знаю. В каком-то смысле, да, он такой же эмоциональный, каким был всегда. Просто теперь я вижу, какой он на самом деле. Он сказал, что я была первой женщиной, в которую он когда-либо влюбился. Я думаю, это правда, но я не думаю, что он был в меня влюблен… в обычном смысле этого слова… дольше нескольких месяцев. Его никто больше не интересовал, это верно. Может быть, он был бы более человечным, если бы интересовался другими. Это я могла бы понять и простить.

— Ему нравится Ринди?

— Он в ней души не чает, — Кэрол посмотрела на нее, улыбаясь. — Если он в кого-то и влюблен, так это в Ринди.

— Что это за имя такое?

— Неринда. Хардж ее так назвал. Он хотел сына, но он, кажется, даже больше был доволен дочерью. А я и хотела девочку. Я хотела двоих или троих детей.

— А Хардж не хотел?

— Я не захотела, — она посмотрела на Терезу снова. — Ну что это за разговоры на Рождество?