Цена счастья - [32]

Эмма внезапно ощутила что-то неладное. Она уронила платье обратно в сундук и замерла. Она была не одна на чердаке: мелькнула чья-то огромная тень, еле слышное дыхание колебало воздух. За ней наблюдали.

Или ей просто померещилось?

— Есть здесь кто-нибудь? — неуверенно спросила Эмма. — Тут никто не прячется?

Никакого ответа.

Она чуть приблизилась ко второму отсеку чердака. Тут же ее свеча погасла.

Сильный порыв ветра потряс старый дом. Она и не заметила, что разыгралась буря. Вот отчего погасла свеча. По чердаку гуляли сквозняки.

Темнота показалась ей угрожающе-зловещей.

Не двигаясь, Эмма повернула голову. Ей снова показалось, что мелькнула загадочная тень, но было слишком темно, чтобы убедиться в этом. Ее не покидало ощущение, что за ней наблюдают. Эмму охватил ужас. Она кинулась к двери, где тускло мерцал свет, проникавший с лестницы. Наткнувшись на какой-то предмет, она больно ушибла ногу. Громкий стук, раздавшийся в тишине, показался Эмме оглушительным. Наконец она достигла двери, потом вполне безопасной, освещенной и пустой лестницы и быстро спустилась вниз. Когда она очутилась на первом этаже, ее все еще преследовал запах погасшей восковой свечи.

Чтобы определить, кто затаился на чердаке, нужно было взглянуть, кто же сейчас находится внизу. «Хоть бы ты оказался здесь, Барнаби!» — взмолилась она, готовая пожертвовать всем, лишь бы человек, следивший за ней на чердаке, не оказался ее мужем. Эмма увидела перед собой Дадли и Руперта, на кухне хлопотали миссис Фейтфул, Ангелина, Вилли… А где Луиза с детьми?

В этот миг гувернантка выскочила из ванной, раскрасневшаяся и возмущенная.

— Ах, миссис Корт, дети! — вопила она. — Они невыносимые, испорченные существа!

Она едва сдерживала слезы, что никого не удивило. Луиза рыдала по любому пустячному поводу.

— Мегги, — стонала она, задыхаясь, — несет такую чушь. И везде вода.

Новые заботы вывели Эмму из неожиданного оцепенения. Она поспешила в ванную, залитую водой, в которой с наслаждением плескались девочки, и строго потребовала у них ответа:

— Что здесь происходит? Кто устроил весь этот кошмар?

— Моя сестра, — сказала простодушная Дина. — Мегги утверждает, что она кит.

Мегги подняла голову, с ее отважного личика стекала вода.

— Я слишком сильно вас люблю, — пропела она.

— И потому вас покидаю, — в тон ей пискнула Дина.

— Это еще что за чушь? — возмутилась Эмма.

— Это никакая не чушь. Это признание. Я слишком сильно вас люблю и потому вас покидаю. Так выражаются взрослые. По-моему, довольно глупо.

— Кто так выражается? Мегги, кто так выражается? — Эмме самой стало неловко за бесцеремонную настойчивость, с какой она допрашивала девочку. В этот момент перед ее мысленным взором возникли Жозефина и Барнаби… или Сильвия и Барнаби?

— Я не знаю, — беззаботно ответила Мегги. — Просто так говорят.

— Но откуда ты знаешь, что именно так говорят?

Мегги взглянула на Дину, и сестра заговорщицки усмехнулась. Потом они обе залились безудержным смехом.

Эмма растерянно посмотрела на оторопевшую Луизу.

— Что за невнятицу они декламируют?

— Я не знаю. Дети утверждают, что сами сочинили эту песенку. Поют ее весь вечер. Миссис Корт, мне не хотелось бы жаловаться их отцу…

— Вот и не жалуйтесь, — посоветовала Эмма. Она извлекла из ванны два извивающихся худеньких тельца, взяла большое полотенце энергично стала растирать плечи и лицо Мегги, невзирая на ее отчаянное сопротивление. Луиза проделала то же самое с Диной, вскоре, как это нередко происходило с близнецами, буйное веселье сменилось тихой грустью.

— Нам было так интересно наряжаться, — скулила Мегги. — Почему папа рассердился?

— Папа не рассердился, дорогая.

— Нет, он рассердился. Я видела его злые глаза.

— А мне понравилась маленькая коричневая колыбель, — прошептала Дина. — Мы хотим опять с ней поиграть.

— Возможно, мы спустим ее вниз, — пообещала Эмма. — И мне кажется, что вы заблуждаетесь, думая, что ваш папа рассердился. Кто неоправданно вспылил, так это дядя Дадли.

Но Мегги упрямо покачала своей всклоченной головой.

— Нет, папа, — сокрушалась девочка. — Папа.

* * *

Когда Эмма наконец освободилась, было уже слишком поздно определять, кто же находился внизу, когда она осматривала чердак.

Ночью Барнаби не дал ей размышлять над «феноменом тени», предложив в порыве великодушия:

— Давай завтра поедем в Лондон. У меня есть неотложные дела, а ты могла бы побродить по магазинам, заодно навестить и милую тетю Деб. А потом мы отправимся в театр и поужинаем. Одним словом, устроим себе небольшой праздник.

— Звучит как райская музыка, дорогой.

— Я не думал, что ты с головой окунешься в домашние заботы. Сейчас ты похожа на обреченную узниц, получившую нежданную отсрочку смертного приговора.

— Не могу согласиться с вашим леденящим душу сравнением, сэр. Скорее мною овладело чувство, словно я делю своего мужа с целым миром. — Эмма обрадовалась, что не произнесла: «с другими женщинами» или «с призраками», хотя эти слова ревности вертелись у нее на языке.

— Ты ни с кем меня не делишь, любимая. Неужели ты настолько разволновалась из-за этих дурацких тряпок, найденных детьми? Мы с Рупертом подозреваем, — в глазах Барнаби загорелась лукавая искорка, — что наш отец содержал любовницу. Это единственная убедительная версия, которая может объяснить появление в нашем доме столь фантастических нарядов.