Цена счастья - [3]

— В чем вы больше всего нуждаетесь в этой жизни, — заявила она с откровенной неприязнью, — так это в умной и доброй жене.

Барнаби вынул трубку изо рта и изумленно посмотрел на отважную собеседницу:

— Вы и вправду так думаете?

— Супруга не только протерла бы мебель, — съязвила Эмма, — но сделала бы вас личностью гуманной и более человечной.

Эмма встала. Интервью подошло к концу. Равно как и ее пятиминутная карьера журналистки. Неужели она потерпела крах? Эмма не сомневалась, что эта профессия — ее призвание, но, поразмыслив, убедилась: ее подводит излишне пылкий неуправляемый темперамент, откровенность в суждениях. Она неспособна лукавить, делать вид, что восхищается, к примеру, этим статным, самоуверенным молодым человеком только из-за того, что он написал полдюжины детективов-бестселлеров. Но Барнаби Корт задержал Эмму, собиравшуюся откланяться, и в его шоком голосе зазвучали неожиданные теплые нотки:

— Вы предпочли бы расположиться на чистом, не покрытом пылью стуле? Минуту, сейчас я принесу тряпку. Если найду тайник, где их прячет миссис Клак, извините, но таково уж ее имя. — Барнаби направился в глубь квартиры, скорее всего на кухню, но тотчас обернулся: — В доме воцаряется невообразимый хаос, когда почтенная женщина не приходит убираться из-за болей в спине. Боюсь, что я сам не уделяю порядку должного внимания. Но вы все отлично поймете, когда повидаете Кортландс.

Вскоре знаменитость вернулась в кабинет с большой тряпкой и стала молниеносно протирать все попадавшееся под руку; создалось впечатление, что в комнате бушевал ураган. Эмма молчала, пытаясь понять, почему ей надлежит отправиться в Кортландс.

— А почему я должна отправиться в Кортландс? — недоумевала журналистка.

— Кортландс — это наше поместье. Разумеется, вы должны его повидать. — В порыве хозяйственного энтузиазма Барнаби обмахнул тряпкой потускневшие рамы картин, пыль с абажуров. Вся его враждебность улетучилась, он улыбался доброй, мягкой улыбкой. Эмма, как зачарованная, не сводила с него глаз.

— Знаете, а я полностью согласен с вашим последним наблюдением, — вдруг заявил он.

— С моим… последним наблюдением?!

— Ну да. Вы высказали умнейшую мысль. Мне необходима жена. А теперь, пожалуйста, располагайтесь поудобнее, и мы с вами душевно побеседуем, мисс.

— Спасибо. — Эмма насторожилась.

— Не за что. Сначала выпьем хереса. Или мартини? Скажите, какое ваше любимое вино?

Эмма смотрела на него с нескрываемым изумлением:

— О ком будем говорить, о вас или обо мне?

— О вас, — ответил Барнаби Корт, глядя на нее лучистыми голубыми глазами…

Эмма добилась желаемого: она взяла интервью у популярного писателя, подробное и в меру откровенное. Однако ей никак не удавалось превратить свои беглые записи в блокноте в живую, психологически осмысленную статью. И причина крылась не только в ее неопытности и волнении. Сложность заключалась в ином: красивый человек, охотно отвечавший на вопросы юной журналистки, больше не казался ей отчужденной, почти недосягаемой личностью, о которой она должна писать объективно, не внося в публикацию глубоко личных эмоций. За ленивой повадкой Барнаби Корта угадывалась могучая жизненная сила, покорившая Эмму. Но она и помыслить не могла, что мужчина, столь щедро одаренный природой, когда-нибудь удостоит ее своим вниманием.

* * *

— Эмма, — поспешила сообщить тетя Деб, когда племянница вернулась с работы, — кто-то звонит тебе каждые десять минут в течение последнего часа.

Девушка замерла в предвкушении почти несбыточного, ее сердце гулко забилось.

— И кто звонит?

— Дорогая, я не решилась спросить, хотя мы с тобой старые добрые друзья. Он великолепно владеет искусством телефонного разговора: без лишних слов и пошлой тривиальности, что производит отличное впечатление. Скажи, он в тебя влюблен?

— Моя родная тетя Деб, я даже не знаю, о ком ты говоришь.

Тетя Деб, маленькая приземистая особа с узкими покатыми плечами, с которых вечно сползали роскошные шали, и круглым морщинистым лицом, казавшимся рассеянным, только задумчиво посмотрела на свою высокую стройную племянницу.

— Может, оно и так, — обронила она, словно обращаясь к самой себе. — Не обольщайся, ты не каждому придешься по вкусу. У тебя опасные зеленые глаза амазонки, и ты девушка, что называется, с норовом. Конечно, многих мужчин настораживают эти вызывающие черты. И ты не всегда выглядишь красивой. Не спорь, дитя мое, я хорошо знаю жизнь. Эмма, не следует ли тебе больше есть?

— Больше есть? — Эмма привыкла к скачкообразной манере изъясняться, свойственной тете Деб, но на этот раз она не совсем поняла, что умудренная жизненным опытом леди имела в виду.

— Ты слишком худа. Большинство мужчин любит округлые формы. Твой дядя, хочу заметить, относился к тем мужьям, которые особенно ценили женственную фигуру и лебединую стать. — Тетя Деб поправила сползавшую с плеч кружевную шаль и погрузилась в счастливые воспоминания о несравненных достоинствах своего последнего супруга.

— Тетя Деб, если ты думаешь, что в угоду вкусам сластолюбцев я возмечтаю о пышной груди и округлых бедрах…

— Не обязательно округлые, моя дорогая. Это не твой стиль. Но почему бы не избавиться от некоторой угловатости?..