Цена посвящения: Время зверя - [6]

— Не знаю, удобно ли в таком виде?

Максимов был одет по-походному, в темное, но не с такой вызывающей милитаристичностью, как Карина.

— Плащик набросите, сойдет, — успокоил его Иванов. — Там будут люди разные, думаю, особо не выделитесь. А если дождика боитесь, то могу выдать по зонтику. Специально захватил.

Он улыбнулся. Вышло у него это натужно и неестественно — как камаринская у дрессированного медведя.

Максимов встретился взглядом с тоскливыми глазами Карины.

Поверх тонкого черного свитера на ее шее висел медальон. Грубо обработанная серебряная пластина с загнутыми краями. Как зубилом, на зачерненном серебре был выбит крест святого Андрея. Буква «Х» для тех, кто не умеет читать знаки. Для Посвященных руна «Гебо» — знак единства. «Двое светлых, свободных и сильных встретились на перекрестке Путей. В этот миг они нерасторжимо едины, но между ними, — как сказал Блюм[2], — пляшет звездный ветер. Свобода без границ и священные узы братства — вот истинное единство».

Максимов сам отлил, освятил и заговорил этот медальон.

— Едем! — не раздумывая больше ни секунды, решил он.

* * *

Едва они, надежно взятые в кольцо охраной, вышли через двери аэропорта, у бордюра беззвучно затормозил представительский «мерседес». За его задним бампером, как привязанный, следовал мощный джип — облагороженный вариант БТРа.

Охрана проделала все полагающиеся по протоколу и уставу телодвижения, обеспечив безопасную посадку пассажиров в салон.

Стекла в машине были затемнены выше нормы, происходящее снаружи виделось сквозь густую дымку, но Максимов разглядел, что откуда-то сзади выкатился белый «опель» с символикой ГИБДД и включенной мигалкой. Издав икающий звук клаксоном, он встал в голову колонны и сразу же рванул с места.

«Дядя Вася даже ментов „зарядил“. Неплохо службу организовал», — оценил Максимов.

Сила инерции вдавила тело в мягкие подушки сиденья. Ускорения он не заметил, но по тому, как к горлу подкатила легкая тошнота, как при взлете самолета, стало ясно, что кортеж летит на предельной скорости.

Василий Васильевич сидел рядом с водителем, вполоборота к пассажирам. Поймал взгляд Максимова.

— Неплохо служба поставлена. — Максимов решил сделать ему приятное.

Василий Васильевич скупым кивком поблагодарил.

Карина нащупала кнопку на подлокотнике, из паза медленно выползло полупрозрачное стекло, отгородив их от водителя и шефа охраны.

Судя по контуру фигуры, Василий Васильевич развернулся лицом к движению. Обиделся или нет, неизвестно. Как уже понял Максимов, Иванов — мужик себе на уме и делиться с окружающими своими мыслями до поры не спешит.

— Школа отчима даром не прошла, — тихо произнесла Карина. — Только за одно умение организовать любой процесс его можно было уважать. За что ни брался, все шло без сучка без задоринки. И всегда спокойный, как танк. Только сейчас доперло, каких усилий от него это требовало.

Он накрыл ладонью пальцы Карины, все еще лежащие на пульте, вмонтированном в подлокотник, разделявший их.

— Есть такая категория — «атланты». На них любое дело стоит и вокруг них все вертится. И когда семью, дело или страну корежат на разрыв, «атланты» до последнего пытаются удержать конструкцию, пока другие в каком-то сатанинском раже крушат и ломают, что под руку подвернется. И линия разрыва, как правило, проходит здесь. — Максимов чиркнул пальцем по левой половине груди. — Оттого они и уходят из жизни так рано и неожиданно.

— Все правильно. И все о нем. — Карина тяжело, как перед слезами, вздохнула.

Максимов хотел спросить, знает ли она, откуда в названии фирмы появилось слово «Атлант» и как следует понимать приставку «Союз». Если бы подтвердилась догадка Максимова, то еще одной версией смерти отчима стало бы больше.

Но Карина откинула голову на подголовник и закрыла глаза. Максимов вскользь посмотрел на острую линию ее высоко закинутой шеи и отвернулся к окну.

От единственной встречи с отчимом Карины у Максимова остались только приятные воспоминания.

Ашот Михайлович был стопроцентным «человеком дела». Ничего уничижительного в это определение Максимов не вкладывал. «Человек дела», как учил дед, звучит столь же достойно, как и «настоящий солдат». У каждого в жизни свой путь, каждый реализует заложенное в него качество. Вопрос не в том, что твой дар лучше, престижнее или полезнее других, главное — насколько полно ты его раскрыл.

Короткого общения хватило, чтобы понять, что дело для Ашота Михайловича было и крестом, и крыльями одновременно, источником невыразимых мук и неземной радости. Язык не повернулся бы назвать Ашота Михайловича Матоянца дребезжащим словцом «бизнесмен».

К «бизнесменам» следует относить всех, кто нахватался азов менеджмента, лизинга, инжениринга, франчайзинга, консалтинга, фьючерсов и прочей экономической абракадабры, но напрочь потерял совесть. И неважно, каким именно «бизнесом» занимается человек. Держит сеть ларьков или качает нефть, едва наскребает на налоги и поборы или тасует из оффшора в оффшор миллионы, закончил он СПТУ в Верхнем Волочке и дальнейшее обучение прошел в три захода по семь лет на зонах строгого режима или имеет диплом Финансовой академии и сертификат Гарвардского колледжа бизнеса. Отсутствие совести уже ничем не компенсировать, не прикрыть, не искупить. А нет совести, нет и дела. Есть только «бизнес».