Цена головы - [7]

Его крупное отталкивающее лицо было бледным. Веки покраснели, как у человека, который не спал несколько ночей подряд.

В комнате его на улице Мсье-ле-Пренс нашли платок, пропитанный кровью. Химики установили, что это человеческая кровь; больше того, они нашли в ней те же бациллы, которые были обнаружены в крови м-с Хендерсон.

— Я не убивал!

— Какого адвоката ты хочешь?

— Не надо мне адвоката…

Ему дали защитника по назначению. Мэтру Жоли было всего тридцать лет, он бесцельно суетился и махал руками.

Жозефа Эртена неделю обследовали психиатры, которые единогласно объявили:

— О невменяемости не может быть и речи. Этот человек отвечает за свои поступки. Сейчас он находится в подавленном состоянии, но это объясняется сильным нервным потрясением.

Наступило время отпусков. Срочное расследование заставило комиссара Мегрэ выехать в Довиль. Следователю Комельо дело представлялось предельно ясным. Обвинение было поддержано уголовной палатой.

Никого не смутило то обстоятельство, что Жозеф Эртен ничего не украл и не извлек никакой выгоды из своего страшного преступления.

Комиссар Мегрэ, насколько это было возможно, углубился в биографию Жозефа Эртена. Он изучал его внешность, его моральные качества, прослеживал, как развивался и рос обвиняемый.

Жозеф родился в Мелене, отец его был официантом в кафе «Сена», мать — прачкой.

Спустя три года после его рождения родители арендовали бистро, но дела у них шли плохо. Тогда семья переехала в Найди, в департаменте Сены и Марны, где содержала постоялый двор.

Жозефу исполнилось шесть, когда родилась сестренка Одетта. У Мегрэ была карточка: Жозеф в матросском костюмчике сидит на корточках перед медвежьей шкурой, на которой, задрав руки и ноги, лежит пухлый младенец.

В тринадцать Жозеф ухаживал за лошадьми и помогал отцу обслуживать клиентов.

В семнадцать он устроился официантом в фешенебельный ресторан близ Фонтенбло.

К двадцати двум отслужил свой срок в армии, приехал в Париж, поселился на улице Мсье-ле-Пренс и поступил работать в цветочный магазин г-на Жерардье.

— Он много читал, — сказал г-н Жерардье.

— Его единственным развлечением было кино, — утверждала квартирная хозяйка.

Какое же отношение мог иметь этот парень к обитателям виллы в Сен-Клу?

— Приходилось тебе прежде бывать в Сен-Клу?

— Нет.

— Что ты делал по воскресеньям?

— Читал.

М-с Хендерсон никогда не покупала цветов в магазине Жерардье. И потом, чем ее вилла могла привлечь налетчика? К тому же ничего украдено не было.

— Почему ты молчишь?

— Мне нечего сказать.

Весь август Мегрэ пробыл в Довиле, где изловил банду международных аферистов. Он вернулся в Париж в начале сентября и сразу же посетил Эртена в тюрьме Сайте. Эртен был жалок и растерян.

— Я ничего не знаю. Я не убивал!

— И все же ты был в Сен-Клу…

— Оставьте меня в покое.

— Банальнейшее дело! — решили в прокуратуре. — Заслушаем его первым по окончании каникул.

Первого октября дело Жозефа Эртена слушалось в суде присяжных.

Мэтр Жоли, защитник обвиняемого, не нашел ничего лучшего, как потребовать вторичной экспертизы умственных способностей своего клиента. Избранный им психиатр попробовал было заикнуться: вменяемость ограничена…

Прокурор отпарировал:

— Убийство с особой жестокостью! Если Эртен ничего не украл, то лишь потому, что ему что-то помешало. Зато он нанес в общей сложности восемнадцать ножевых ударов.

Присяжным продемонстрировали снимки жертв, они их с ужасом оттолкнули.

Они единогласно ответили «Да!» на все вопросы.

Смертная казнь! На следующий день Жозефа Эртена перевели в сектор особого надзора, где содержались еще четверо смертников.

— Тебе и теперь нечего мне сказать? — допытывался Мегрэ. Он был недоволен собой.

— Нечего!

— А ты знаешь, что тебя казнят?

Тогда Эртен заплакал. Он был так же бледен, и веки его были такими же красными.

— Кто твои сообщники?

— У меня нет сообщников.

Мегрэ продолжал являться к нему каждое утро, хотя формально не имел больше права заниматься этим делом. С каждым днем Эртен становился спокойнее, он перестал дрожать, им овладевала животная тупость. Однако порой в его глазах вспыхивал насмешливый огонек.

Так продолжалось до того утра, когда он услышал в соседней камере шаги, а потом душераздирающий крик. Это пришли за отцеубийцей, номером Девятым, чтобы отвести его на эшафот.

Вечером Эртен, который стал номером Одиннадцатым, зарыдал. Но так и не заговорил. Он лежал, вытянувшись на койке, и громко стучал зубами. Лицо его было повернуто к стене.

Если комиссар Мегрэ забирал себе что-нибудь в голову, это было надолго.

— Этот человек либо невиновен, либо сумасшедший, — заявил он следователю Комельо.

— Это невероятно! И потом, приговор уже вынесен.

С высоты своих ста восьмидесяти сантиметров, плечистый и крупный, как грузчик с Центрального рынка, Мегрэ упрямо смотрел на Комельо.

— Вспомните, что следствием не установлено, как Эртен вернулся из Сен-Клу в Париж. Поездом он не ехал, это доказано. Трамваем тоже. Не мог же он идти пешком!

Мегрэ продолжал с улыбкой:

— Давайте проведем один опыт.

— А что скажет министерство? — испугался Комельо.

И Мегрэ, грузный, упрямый Мегрэ отправился в министерство. Он сам составил для Эртена записку с планом побега.