Цена чести - [49]

Старик плотно укутался в плащ, только руки, протянутые над огнем виднелись из тяжелых складок. Витязь меж тем тонкими ломтиками нарезал мясо, хлеб, разложил перед гостем. Подумал, достал из сумы запасенную еще у Драгомысла баклагу с превосходным стоялым медом.

Старец улыбнувшись, ухватил угощение, вцепился в мясо не по возрасту крепкими зубами, с явным наслаждением отхлебнул из баклажки. Велигой тоже взял кусочек, жевал медленно, вновь погружаясь в невеселые думы.

Гость некоторое время насыщался молча, часто прикладывался к баклажке, протянул витязю, но тот покачал головой, задумчиво глядя в костер. Наконец старик распрямился, огладил бороду, и Велигой почувствовал на себе прямой взгляд серых глаз.

— Ну, добрый молодец, — устариваясь поудобнее молвил старец, — уважил ты деда. Добрая горилка, доброе угощение. Поведай теперь, как звать, какого рода-племени, откуда и куда путь держишь? Дело ль пытаешь, аль от дела лытаешь?

Велигой поднял глаза на старика, словно только сейчас вспомнил о его присутствии. С трудом собравшись с мыслями выдавил из себя ответ:

— Велигоем отец с матерью назвали. Из рода Яробоева, тиверского племени. А путь держу, уж не обессудь, из Откудова в Кудыкино. Куда да зачем еду — про то сам ведаю…

Взгляд серых глаз не отпускал витязя. Старец глядел пристально, будто пытаясь проникнуть в мысли воина. Такой же взгляд был и у Белояна, и у Барсука и у многих других волхвов, что Велигой встречал на своем веку. Вот, значит, кто перед ним… Многие воины, устав от бесконечных сражений и тягот службы уходили вот так в горы и леса, поднимая взгляд от залитой кровью земли к бесконечности неба. Неужели и он сам, когда-нибудь то же найдет себе уединенную пещерку, отвратится от сует мира ради постижения некой очередной высокой Истины?..

— Не хочешь говорить — дело твое, я тебя не неволю, — пожал плечами старик. — Да только половина того, о чем думу думаешь, у тебя на лбу крупными чертами выведена, а о другой половине и без того догадаться можно…

Велигой настороженно всмотрелся в старца, перевел взгляд на совсем еще не старческие руки. Нет, ночной гость вовсе не так уж немощен, как хочет казаться. Для чего притворяется? Зачем выпытывает?

— К Сердцу идешь? — неожиданно спросил старик, и усмехнулся, видя, как вздрогнул витязь. — Ну вот, я ж говорю, что думы твои на лбу прочесть можно. Одного не пойму: зачем тебе Сердце? Ведаешь ли, что за силу потревожить вознамерился? Э-э-эх, сколько вас таких было, молодых да ранних, что стремились к Источнику древней мощи, в надежде получить ответ, обрести могуту великую… а то и подчинить, покорить… Да только где они все теперь?

— Где? — эхом откликнулся Велигой, сам не понимая, что тянет его за язык. — Где?

— О том разве что Боги ведают, — молвил старик все с той же слабой усмешкой. — Мало кто возвращался… мало. Вот уж истинно, идущий за шерстью вернется стриженым… а кое-кто уже и никогда не вернется.

— А те, кто возвращались? — спросил витязь, стараясь удержать на языке слова, но они вылетали сами, более не подчиняясь ему. — Что с ними?

— Зачем идешь к Сердцу? — задал встречный вопрос старик, голос его стал тверже. — Какая тебе в том надоба?

И Велигой рассказал. Все. Разум отчаянно вопил, приказывая заткнуться, запереть язык за зубами… но душа, которая как известно, всегда с умом ходит врозь, не могла более нести груза тяжких размышлений. И витязь умолк, только поведав старцу всю свою историю, начиная с того вечера, когда по пьяной лавочке ляпнул на княжьем пиру роковые слова, и до сегодняшнего дня.

Старик слушал, лицо его не протяжении рассказа оставалось непроницаемой маской. И когда Велигой замолчал, он долго еще сидел сгорбившись, устремив глаза в огонь.

— Радивой… — молвил старик наконец, и это имя эхом разнеслось по округе, где каждый камушек еще помнил того, кто некогда носил его. — Радивой. Старая, печальная история. Горячее сердце, ум, жаждущий знания… и дух, так и не пресытившийся смертью. Боги сыграли злую шутку… Он родился не там и не в то время… хотя кому ведомы помыслы Богов? Может быть, все так и должно было случиться?

Велигой слушал молча. Старик словно разговаривал сам с собой, забыв о собеседнике.

— Когда-то Радивой тоже устремился к Сердцу. И достиг его. Кто знает, почему Сердце оставило ему жизнь? Почему отпустило? Возможно, он даже получил то, к чему стремился… да только ноша оказалась слишком тяжела. Кара, наложенная Сердцем, может быть пострашнее смерти…

Он умолк. Велигой боялся вздохнуть, спугнуть невероятную удачу. Старик, похоже, знал о Радивое очень много. Впрочем, может быть, в этом и нет ничего удивительного? Сколько лет он прожил здесь, рядом с этим самым Сердцем? Сколько узнал за это время? Если даже он, Велигой, ни ухом, ни рылом не смыслящий в волшбе, только-только приехал, а уже почувствовал невероятную мощь, исходящую от этого места, как наяву увидел в волнах реки картины минувшего, слышал имя Радивоя в шепоте травы и камней…

— Что за кара? — спросил он хрипло. — Почему страшнее смерти?

Старик сидел опустив голову, погруженный в раздумья. Велигой терпеливо ждал ответа, всем телом подавшись вперед, напряженный, как натянутый лук. Наконец, старец медленно поднял взгляд на витязя.