Цена человека - [13]

В Екатерининском парке тогда точно так же опадали листья, ноги утопали в них по самую щиколотку - не аллеи а желтые реки.

"Люблю я пышное природы увяданье, в багрец и золото одетые леса...".

Лева обогнул Адмиралтейство, напротив Зимнего дворца, патруль высокий морской офицер и старшина проверяли документы у матроса. Старшина укоризненно показывал на клеши невероятной ширины.

Курсант за клеш последней моды

Задержан был и патрули

Его по улице Свободы

В комендатуру повели... - вспомнил Лева курсантский фольклор и усмехнулся.

На Дворцовом мосту всего несколько человек. Прогрохотал почти пустой трамвай. Лева остановился у перил и огляделся: бледно голубой купол неба, неяркое солнце, легкий ветер и темная гладь Невы, стремительные чайки. Эта картина всегда волновал его, часами он мог стоять на Дворцовом мосту. Впереди - Стрелка Васильевского острова, Петропавловская крепость, слева Исаакий, справа - Зимний дворец, его белоснежные колонны отражаются в спокойной невской воде. Гармония воды и камня, рукотворных дворцов и воздуха, горизонтальных линий и шпилей. Как все это уцелело в огне войны...

Справедливость - редкая гостья в истории, но в этот сентябрьский день 1945 года, Леве казалось, что наконец-то она торжествует. Наши - в Берлине, военные преступники - за решеткой. Мы их победили, мы их наказали. Жертвы были не напрасны, мир спасен от фашистского бандитизма. А Ленинград, любимый город, все так же сияет шпилями и дворцами, как и раньше. Он вспомнил, как встречали возвращавшихся с парада Победы гвардейцев Ленинградского фронта. Триумфальные арки в цветах, толпы людей, парад на Дворцовой площади, салют. Два с половиной месяца прошло но ощущение людского братства и собственной причастности к общей победе все ещё горело в груди. Он перевел взгляд на Университетскую набережную, туда, где среди дворцов скромно зеленело вытянутое здание филологического факультета. Именно сюда он направлялся при любой возможности, сюда шел и сейчас.

Лева остановился прямо напротив Исаакия и облокотился на шершавый теплый парапет набережной. "Пост N 1" - так шутил над ним Пручанский, имея в виду, что у остальные курсантов таковым был пост у знамени академии.

Лева не видел, что из окон второго этажа его разглядывают множество женских глаз: "англичанки", "немки" "испанки", будущие преподаватели и переводчицы. На фоне широкой Невы и освещенного солнцем золотого купола Исаакиевского собора стройный флотский офицер с кортиком смотрелся невероятно романтично. Было в этой картине что то неправдоподобное, киношное, почти голливудское.

- Кларка, как тебе повезло, как вообще тебе удалось его приворожить? шептали ей на ухо подруги. 'Повезло - не тот термин, не тот масштаб, она всем подсознанием, всем своим существом чувствовала это.

- Не знаю, - отвечала Клара покачивала головой, сдержанно улыбалась.

Да, парень он ничего. Да, конечно, целовались. У него такие лучистые глаза, притягивают... Да, он нетерпелив, но ничего, пусть немного помучается, подождет, она ждала дольше. У них есть о чем поговорить, не все же целоваться Это было так необыкновенно и фантастично, что ей даже ж завидовали, такого просто не могло быть.

Клара сама удивлялась, даже посмеивалась в душе: ОР такой внушительный, фронтовик, офицер, и в то же время такой уступчивый, мягкий и добродушный.

Клара чувствовала, что они все больше привязываются друг к другу. Они стали друзьями в самом прямом смысле этого слова. Это было и родство душ и их взаимное дополнение Дружба рождает доверие, без неё за спиной любви нередко появляется тень ревности. Нет дружбы - нет и доверия. Они стали друзьями и всю жизнь бесконечно верили друг другу.

На свою родную Петроградскую решили пройти по "большому кругу": через Дворцовую набережную и Кировский мост. "Малым" они называли путь через Стрелку Васильевского острова и Биржевой мост. На Кировском мосту, как на борту корабля: просторы воды и воздуха, все здания вдали, словно уже отчаливаешь от берега. Над отражениями дворцов носились чайки.

- А ты знаешь, где мы стоим? - спросил Лева.

- Догадываюсь.

- Не совсем. Через середину Кировского моста проходит Пулковский меридиан.

- Действительно, не знала, - Клара взяла его под руку и заглянула в глаза, - какие у тебя планы?

- Мне надо зайти к маме на Кронверкскую... Выходи в девять вечера, сможешь?

- Конечно. А завтра?

- Я предлагаю в Пушкин. Мы не были там сто лет.

- Говорят, там все разрушено.

- Посмотрим, что осталось. Побродим по паркам...

Они шли по улицам Пушкина, тоже безлюдным, и Лева мрачнел с каждым шагом. Разрушенные дома, заколоченные окна и двери, искореженные деревья. В парке ни души, среди золотистых кленов и лип как немой укор мрачно громоздились черные от пожаров руины когда-то прекрасного Екатериниского дворца.

- Уйдем отсюда, я не могу на это смотреть, - Лева сжал её руку и потянул в сторону вокзала. - Знаешь, я видел разрушенные города, сметенные с лица земли деревни... Их можно отстроить, трудно, но можно. Даже построить лучше, чем были. Но дворцы, картины, они неповторимы... Они - как послание в вечность... Как мог народ, давший миру Гете, Бетховена, великих философов совершить это варварство... Как легко оболванить даже такой народ... Вот что такое пропаганда.